"...И если до того доминирование финансового сектора тщательно скрывалось, то, по мере усиления либеральных методов управления социумом, скрывать эту тайну стало не обязательно. Но очень важно было сделать так, чтобы альтернативная модель социальной стабильности, традиционные ценности, ушли бы с повестки дня"
Демократия — это, как известно, власть демократов. А вот что такое либерализм? Если исходить из логики власти, изложенной в начале абзаца, то либерализм — это власть финансистов. И специфика этой власти определяет очень много важных черт современного либерализма.
В частности, в рамках традиционных ценностных моделей, нет особой проблемы с сохранением социальной стабильности общества. Собственно, практически любая традиционная система была исторически сформирована как своеобразные «правила общежития» на момент перехода от родо-племенного построения общества к городскому (государству). Как только появилось место, где люди были оторваны от своих родов (и, тем самым, от старейшин, которые должны были решать вопрос о разрешении индивидуальных и коллективных споров), такие правила неминуемо должны были появиться — и они появились. И с точки зрения их эффективности последующая легализация (в том числе — с апелляцией к богам) особого дополнительного эффекта уже не давала.
Но есть одна загвоздка. Дело в том, что никакая традиционная система ценностей не одобряет ростовщичества. По отношению к своим членам так точно. А потому — по мере роста влияния банкиров и финансистов, им понадобилась какая-то новая система построения социальной стабильности, причем — старую (то есть традиционные ценности) при этом необходимо было куда-то убрать.
Обращаю внимание, что само появление на первых ролях в обществе финансистов (читай — ростовщиков) стало возможным только потому, что Северная Европа попала в совершенно катастрофический экономический катаклизм («малый ледниковый период») в середине II тысячелетия нашей эры. Там просто не было выбора — нужно было быстро менять экономическую модель в пользу расширенного производства (чтобы можно было на юге менять на еду) и был сделан наиболее естественный шаг. Ну а потом — выяснилось, что новая (капиталистическая) модель дает ускоренное, по
сравнению с феодализмом развитие и она стала активно расширяться естественным путем.
В результате увеличивалась и территория, на которой авторитет финансистов был велик, и сама их роль постоянно росла (потому что они контролировали перераспределение добавленной стоимости в экономике). И ограничения традиционных ценностей мешали им все сильнее и сильнее. В том числе и потому, что было совершенно невозможно легализовать на уровне общества их новый статус.
В качестве альтернативы «урезанной» (за счет отмены запрета на ростовщичество) традиционной ценностной базы был выбран либерализм, построенный на «свободе», понимаемой как право любого человека самому себе выбирать ценностную базу. Многим такой подход показался удобным, но у него есть один серьезный недостаток — он разрушает ту традиционную базу, на которой была построена социальная стабильность общества и государства. Нужна была новая база.
В качестве ее основы был выбран закон. То есть, людям объяснялось, что нарушать стабильность нельзя не потому, что это противоречит правилам божественным и общим для всех, а только лишь потому, что это противоречит кем-то придуманным и легализованным некоторым способом («демократическим») формальным постулатам. «Не укради» был универсальным принципом, уголовная статья — весьма относительным. Что мы, кстати, хорошо видим в сегодняшней России. Все бы хорошо (с точки зрения финансистов), но и тут есть проблемы.
Дело в ситуации, которую хорошо знают юристы: закон работает только тогда, когда есть общий консенсус по его выполнению. Если хотя бы 30% населения считает его несправедливым и его исполнение неправильным — эффекта не будет (даже если и будут наказанные за его неисполнение). А в любой стране есть люди, которые законы не принимают: это богатые и нищие. Первые искренне убеждены, что они откупятся, вторым просто нечего терять. Разумеется, реальная картина несколько более сложная (есть разные законы и плата за их нарушения разная), но, в общем, суть примерно понятна: для того, чтобы заменить традиционные ценности как базу социальной стабильности на закон нужно, чтобы в обществе была большая группа (как минимум 50%) людей со средним достатком.
То есть, с одной стороны, у них должны быть ценности и активы (в частности, недвижимость), но их доходы не должны быть достаточно велики, чтобы эти активы можно было защищать собственными силами. И тогда им позарез нужен закон, для защиты своей собственности. И ради его эффективности они готовы защищать всю систему в целом, в том числе и силовые структуры, и те законы, которые, как раз, нужны финансистам.
Отметим, что приведенное условие достаточно жесткое — даже в США, даже в 60–70-е годы, пресловутый «средний» класс до 50% населения не дотягивал. А вот в начале 80-х, с началом политики «рейганомики», с ее кредитным стимулированием частного спроса, решить задачу создания «среднего» класса в главных странах «Западного» глобального проекта стало возможно. И, как следствие, стало возможным объявить войну традиционным ценностям.
И если до того доминирование финансового сектора тщательно скрывалось, то, по мере усиления либеральных методов управления социумом, скрывать эту тайну стало не обязательно. Но очень важно было сделать так, чтобы альтернативная модель социальной стабильности, традиционные ценности, ушли бы с повестки дня. Просто их отменить было достаточно сложно (хотя «окно Овертона» открылось и сегодня, например, преследование католической церкви во Франции, уже дело обыденное), но зато было можно начать работу по ликвидации главного инструмента воспитания традиционных ценностей — семьи.
Именно в это время началась колоссальная работа по пропаганде гомосексуализма и других извращений, гей-парады, специальное обучение детей и ювеналная юстиция. Самая главная задача - раскачать семейные устои, чтобы родители не передавали детям крайне опасную «заразу» — традиционные ценности. Именно в рамках этой логики либерализации России идет, кстати, ползучее внедрение ювенальной юстиции. И нам еще много сил придется потратить, чтобы ликвидировать то, что они уже успели сделать.
Почему я так уверен, что перелом произошел и наступление либерализма закончилось? А потому, что сломался тот экономический механизм, на котором был выращен «средний» класс. А без него либеральная система не в состоянии обеспечить социальную стабильность — и это значит, что страны «Западного» глобального проекта будут одна за одной вступать в полосу хаоса, на который до того они обрекали «чужие» страны и цивилизации. И выйти из этого хаоса можно будет только через традиционализм — фактически, традиционную диктатуру. Которая прежде всего будет бороться как раз с проявлениями либерализма.
Разумеется, это сценарий медленный, он займет много десятилетий, но он, по крайней мере, имеет положительный выход для человечества — в отличие от сценария либерального, который доминировал предыдущие десятилетия.
