Ровно 80 лет назад, 20 ноября 1936 г., после недолгого судилища, левацкие власти Аликанте расстреляли своего главного противника – вождя Испанской Фаланги ХОНС Хосе Антонио Примо де Риверу. Чуть ранее погибли его ключевые соратники: Онесимо Редондо Ортега, Рамиро Ледесма Рамос, Рамира Маэсту. Занимавший промежуточные либеральные позиции Ортега-и-Гассет, тем не менее, был настолько потрясен этой серией убийств лучших умов Испании, что сказал: «Они убили не человека, они убили разум».
Тридцатые годы стали свидетелями гибели целого ряда наиболее чистых духом, наиболее многообещающих вождей: Грегор Штрассер, Энгельберт Дольфус, Хью Лонг, Корнелиу Зеля Кодряну… Но, конечно, даже среди них Хосе Антонио Примо де Ривере принадлежит место совершенно исключительное.
Все остальные вожди его уровня были выходцами из народа, он же родился в семье генерала, который фактически правил Испанией в 1923 - 1930 гг. Пожалуй, это единственный случай, когда сын диктатора самостоятельно смог стать политической фигурой не меньшего ранга, чем его отец – да еще при поддержке братьев и сестер.
Мигель Примо де Ривера умер вскоре после своего ухода в отставку, в 1930 г. Первая публицистическая статья его 27-летнего сына была посвящена именно анализу итогов правления отца и оказалась на удивление беспристрастной. В ней говорилось о том, что Испании был дан шанс, но она им не воспользовалась. С 1931 г. начинается кровавая полоса хаоса. Первый революционный, левый парламент с 1933 г. сменился «правым», но именно тогда и зазвучал на всю страну голос тридцатилетнего Хосе Антонио против старых «правых» и старых «левых».
Казалось бы, основные идеи Консервативной Революции по ту сторону правого и левого легко предугадать по аналогии с другими странами. Но в случае с Испанской Фалангой ХОНС – партией, которую Ривера возглавил без особой охоты лишь в 1934 г. – все было нестандартным и непредсказуемым.
Мы не претендуем сейчас на историческое исследование. Даже на русском языке уже есть достаточно книг для тех, кто решит углубить свои знания об испанском фалангизме. Мы сделаем акцент лишь на тех моментах, которые удивительным образом сближают наследие Риверы с потребностями современной России.
Разумеется, геополитический статус и амбиции Испании в ХХ веке находились на совершенно ином уровне, чем потребности такой державы, как Россия. Само собой, Испания, в отличие от России, является частью западной культуры и великого здания католической цивилизации Европы, и по этой причине сугубо религиозный аспект деятельности фалангистов сегодня не столь востребован у нас, как, к примеру, наследие православных румынских гвардистов. Тем не менее, параллели все же есть, и именно на них мы остановимся.
Во-первых, речь идет об экономической программе Риверы. В отличие от «уклонистов» даже внутри Фаланги, он всегда проводил свою программу в жизнь настойчиво и последовательно. Сразу после победы «правых» партий на парламентских выборах 1933 г. Ривера предупреждал, что они, погрязшие в корыстном обслуживании интересов высших классов, не будут даже пытаться решать острые социальные вопросы, что приведет к возвращению к власти фанатиков-леваков, что и произошло в 1936 г. В последние полгода своей жизни Ривера, уже находясь в тюрьме, предвидел, что гражданская война с целью свержения леваков необходима, но ее двигателем должны быть фалангисты, а не беспартийные военные, которые не смогут осуществить после победы необходимые экономические реформы. Это и стало причиной расхождений Риверы и его преемника Эдильи с Франсиско Франко. Ривера, который даже накануне расстрела хотел включить часть здравых представителей социалистов в объединенное общенациональное правительство Испании, демонстрировал тем самым гораздо большую гибкость и незашоренность ума, чем его «правые» конкуренты и «левые» враги.
О каких же реформах шла речь? Об исправлении кричащих диспропорций между нищей и голодающей частью населения и латифундистами, которые живут за счет ренты с земель, в управлении которыми они даже не участвуют. Трудовой капитал и трудовая собственность, с принудительной быстрой ликвидацией латифундий и переселением крестьян из бесплодных земель в плодородные – вот чего требовал Ривера как депутат парламента и редактор газеты постоянно. Связанные с банкирами и латифундистами тысячью связей, ни старые левые, ни старые правые не сделали за пять лет республики (1931 - 1936 гг.) ничего для предотвращения хотя бы элементарного голода и безземелья. Ривера, непримиримый враг марксизма и большевизма, предлагал куда более перспективную программу развития реального сектора экономики. При этом он, в отличие от туповатых «правых» антимарксистов, прекрасно знал экономические труды Маркса и Энгельса, разбирался в проблематике либеральной политэкономии Адама Смита и особенностях промышленного переворота. Он не стеснялся говорить открыто, что марксистская критика капитализма во многом верна и дает правильный диагноз болезням западного общества. Но свой выбор Ривера делал в пользу отвергнутого Марксом «феодального», христианского социализма. С учетом того, что структура экономики аграрной России до ХХ в. имела немало общего с Испанией, и с учетом критически важного для нашей страны опыта переосмысления Маркса, социально-экономические работы Риверы читаются спустя восемьдесят лет по-прежнему злободневно.
Во-вторых, Фаланга предлагала свой ответ на вопрос об обеспечении преемственности власти после свержения монархии. Отец Риверы, будучи премьер-министром при слабом короле, не сумел удержать государство от кризиса. В 1931 г. и Альфонс XIII, и Мигель Примо де Ривера ушли из жизни. В 1936 г. умер и последний из представителей карлистской ветви Бурбонов по прямой линии. С началом гражданской войны конкуренция между карлистами-традиционалистами, умеренными монархистами и фалангистами обострилась. Ривера-младший всегда считал, что если совсем недавно монархия пала в результате падения ее авторитета до нуля, то восстанавливать ее искусственно немыслимо. Нужно время и более благоприятные обстоятельства, до тех же пор власть в Испании передать в руки гениальных вождей. Ривера писал это в те самые годы, когда отец Павел Флоренский формулировал аналогичную мысль в заключении – и формулировки обоих получились кристальными. Впрочем, как сын диктатора Ривера не мог не задумываться и о перспективе создания целой династии вождей-наместников престола на время, пока восстановление монархии не представляется возможным. И опять же, при перечитывании статей Хосе Антонио о механизмах формирования элиты и вождей создается стойкое впечатление, что в современной России эти слова не пропадут втуне.
В-третьих, Испания сложилась не просто как мировая держава, но и как многоэтничное государство. Территории, где основным языком населения исторически является каталонский, арагонский, баскский и галисийский, составляют до трети всей Испании. Во времена Риверы либералы и левые открыто поддерживали сепаратизм окраин, нацеленный на развал страны. Правые националисты, со своей стороны, всячески издевались над языком и культурой некастильских народов Испании, призывая к насильственным репрессиям против них. Программа Риверы по данному вопросу соответствовала тому, что для России предлагали евразийцы. Хефе всегда настаивал, что какие-либо немецкие, французские, итальянские рецепты не годятся для Испании, «Испанидад» для Риверы означал общую судьбу и общую историческую миссию народов Испании в мире – миссию, выкованную десятками поколений королей и освященную Церковью. При этом в полной мере признавался язык и этнические особенности народов страны – но именно как этносов, а не как политических наций. С особой энергией Ривера подчеркивал, что сами по себе баски, каталонцы, галисийцы вели лишь «этнографический» образ жизни. Приобщиться к мировой истории и культуре они могли только в составе испанской политической нации, только на службе в испанском флоте и армии, в испанской власти или в качестве представителей испанской литературы и искусства (как части европейской культуры). Местечковые националисты – всегда бездарности, которые желают занять первые места в бескультурных карликовых государствах, ибо неспособны получить первые места в общеимперской структуре власти и культуры. Рецепты Фаланги Риверы по национальному вопросу тем самым оказываются крайне востребованными и в России, с одной стороны, выбивая почву из-под ног всех местных сепаратизмов, как уже победивших (прибалтийских, украинского и т.д.), так и медленно тлеющих внутри современной РФ, с другой стороны, предупреждая всех не в меру ретивых «русских националистов» о недопустимости призывов к запрету национальных языков и культур народов России и к лишению их тех прав, которые у них уже есть и к которым они привыкли.
Поистине, какую бы сферу жизни мы ни взяли, Хосе Антонио Примо де Ривера демонстрировал способность идти поистине царским путем, не вдаваясь в уклоны ни в какую сторону. Удивительна целостность, интегральность его мышления. Еще удивительнее его собственный духовный облик как поэта и в то же время организатора, вождя и агитатора – против своей воли, ибо произносил речи он всегда вынужденно, не испытывая любви к словесным баталиям как таковым. На всем его внешнем и внутреннем облике, как и на облике Капитана Кодряну и других мучеников их поколения, лежал отблеск удивительной чистоты и благородства. Можно сказать, что они излучали нездешний свет, были символическими «трещинами» в мире, сквозь которые сияла нетленная лазурь вечности, как говорил Флоренский. Лазурь цвета голубых рубашек Испанской Фаланги ХОНС… Да, все они, как сказал бы Мирча Элиаде, были носителями теофаний в профанный век масс, в беснующийся двадцатый век, который не мог вынести их присутствия. Обратим внимание: Кодряну, Лонг, Дольфус, Грегор Штрассер были убиты вовсе не своими главными врагами – левыми, а мнимо «правыми», которых пугала истинная правизна этих вождей. «Левым» оставалось лишь задним числом продолжать охаивать их память. Риверу и Редондо убили «левые», но только потому, что «правые», по сути, сознательно отказались их спасать.
Стоит ли печалиться по этому поводу? Последние три дня своей жизни, после вынесения смертного приговора, Ривера писал свое завещание, в котором сожалел о том, что ему приходится уходить из жизни в тридцать три года, не завершив столь многое. Однако он нашел в себе силы трезво отдать все необходимые распоряжения. Он знал, что христоподражательный подвиг никогда не пропадает даром, а здание, построенное на крови мучеников, стоит гораздо прочнее. И поэтому он ушел из этого мира – навсегда молодой и лицом к солнцу, cara al Sol. Ушел, чтобы остаться навечно в рядах верных.
¿José Antonio Primo de Rivera y Sáenz de Heredia? ¡Presente!
Тридцатые годы стали свидетелями гибели целого ряда наиболее чистых духом, наиболее многообещающих вождей: Грегор Штрассер, Энгельберт Дольфус, Хью Лонг, Корнелиу Зеля Кодряну… Но, конечно, даже среди них Хосе Антонио Примо де Ривере принадлежит место совершенно исключительное.
Все остальные вожди его уровня были выходцами из народа, он же родился в семье генерала, который фактически правил Испанией в 1923 - 1930 гг. Пожалуй, это единственный случай, когда сын диктатора самостоятельно смог стать политической фигурой не меньшего ранга, чем его отец – да еще при поддержке братьев и сестер.
Мигель Примо де Ривера умер вскоре после своего ухода в отставку, в 1930 г. Первая публицистическая статья его 27-летнего сына была посвящена именно анализу итогов правления отца и оказалась на удивление беспристрастной. В ней говорилось о том, что Испании был дан шанс, но она им не воспользовалась. С 1931 г. начинается кровавая полоса хаоса. Первый революционный, левый парламент с 1933 г. сменился «правым», но именно тогда и зазвучал на всю страну голос тридцатилетнего Хосе Антонио против старых «правых» и старых «левых».
Казалось бы, основные идеи Консервативной Революции по ту сторону правого и левого легко предугадать по аналогии с другими странами. Но в случае с Испанской Фалангой ХОНС – партией, которую Ривера возглавил без особой охоты лишь в 1934 г. – все было нестандартным и непредсказуемым.
Мы не претендуем сейчас на историческое исследование. Даже на русском языке уже есть достаточно книг для тех, кто решит углубить свои знания об испанском фалангизме. Мы сделаем акцент лишь на тех моментах, которые удивительным образом сближают наследие Риверы с потребностями современной России.
Разумеется, геополитический статус и амбиции Испании в ХХ веке находились на совершенно ином уровне, чем потребности такой державы, как Россия. Само собой, Испания, в отличие от России, является частью западной культуры и великого здания католической цивилизации Европы, и по этой причине сугубо религиозный аспект деятельности фалангистов сегодня не столь востребован у нас, как, к примеру, наследие православных румынских гвардистов. Тем не менее, параллели все же есть, и именно на них мы остановимся.
Во-первых, речь идет об экономической программе Риверы. В отличие от «уклонистов» даже внутри Фаланги, он всегда проводил свою программу в жизнь настойчиво и последовательно. Сразу после победы «правых» партий на парламентских выборах 1933 г. Ривера предупреждал, что они, погрязшие в корыстном обслуживании интересов высших классов, не будут даже пытаться решать острые социальные вопросы, что приведет к возвращению к власти фанатиков-леваков, что и произошло в 1936 г. В последние полгода своей жизни Ривера, уже находясь в тюрьме, предвидел, что гражданская война с целью свержения леваков необходима, но ее двигателем должны быть фалангисты, а не беспартийные военные, которые не смогут осуществить после победы необходимые экономические реформы. Это и стало причиной расхождений Риверы и его преемника Эдильи с Франсиско Франко. Ривера, который даже накануне расстрела хотел включить часть здравых представителей социалистов в объединенное общенациональное правительство Испании, демонстрировал тем самым гораздо большую гибкость и незашоренность ума, чем его «правые» конкуренты и «левые» враги.
О каких же реформах шла речь? Об исправлении кричащих диспропорций между нищей и голодающей частью населения и латифундистами, которые живут за счет ренты с земель, в управлении которыми они даже не участвуют. Трудовой капитал и трудовая собственность, с принудительной быстрой ликвидацией латифундий и переселением крестьян из бесплодных земель в плодородные – вот чего требовал Ривера как депутат парламента и редактор газеты постоянно. Связанные с банкирами и латифундистами тысячью связей, ни старые левые, ни старые правые не сделали за пять лет республики (1931 - 1936 гг.) ничего для предотвращения хотя бы элементарного голода и безземелья. Ривера, непримиримый враг марксизма и большевизма, предлагал куда более перспективную программу развития реального сектора экономики. При этом он, в отличие от туповатых «правых» антимарксистов, прекрасно знал экономические труды Маркса и Энгельса, разбирался в проблематике либеральной политэкономии Адама Смита и особенностях промышленного переворота. Он не стеснялся говорить открыто, что марксистская критика капитализма во многом верна и дает правильный диагноз болезням западного общества. Но свой выбор Ривера делал в пользу отвергнутого Марксом «феодального», христианского социализма. С учетом того, что структура экономики аграрной России до ХХ в. имела немало общего с Испанией, и с учетом критически важного для нашей страны опыта переосмысления Маркса, социально-экономические работы Риверы читаются спустя восемьдесят лет по-прежнему злободневно.
Во-вторых, Фаланга предлагала свой ответ на вопрос об обеспечении преемственности власти после свержения монархии. Отец Риверы, будучи премьер-министром при слабом короле, не сумел удержать государство от кризиса. В 1931 г. и Альфонс XIII, и Мигель Примо де Ривера ушли из жизни. В 1936 г. умер и последний из представителей карлистской ветви Бурбонов по прямой линии. С началом гражданской войны конкуренция между карлистами-традиционалистами, умеренными монархистами и фалангистами обострилась. Ривера-младший всегда считал, что если совсем недавно монархия пала в результате падения ее авторитета до нуля, то восстанавливать ее искусственно немыслимо. Нужно время и более благоприятные обстоятельства, до тех же пор власть в Испании передать в руки гениальных вождей. Ривера писал это в те самые годы, когда отец Павел Флоренский формулировал аналогичную мысль в заключении – и формулировки обоих получились кристальными. Впрочем, как сын диктатора Ривера не мог не задумываться и о перспективе создания целой династии вождей-наместников престола на время, пока восстановление монархии не представляется возможным. И опять же, при перечитывании статей Хосе Антонио о механизмах формирования элиты и вождей создается стойкое впечатление, что в современной России эти слова не пропадут втуне.
В-третьих, Испания сложилась не просто как мировая держава, но и как многоэтничное государство. Территории, где основным языком населения исторически является каталонский, арагонский, баскский и галисийский, составляют до трети всей Испании. Во времена Риверы либералы и левые открыто поддерживали сепаратизм окраин, нацеленный на развал страны. Правые националисты, со своей стороны, всячески издевались над языком и культурой некастильских народов Испании, призывая к насильственным репрессиям против них. Программа Риверы по данному вопросу соответствовала тому, что для России предлагали евразийцы. Хефе всегда настаивал, что какие-либо немецкие, французские, итальянские рецепты не годятся для Испании, «Испанидад» для Риверы означал общую судьбу и общую историческую миссию народов Испании в мире – миссию, выкованную десятками поколений королей и освященную Церковью. При этом в полной мере признавался язык и этнические особенности народов страны – но именно как этносов, а не как политических наций. С особой энергией Ривера подчеркивал, что сами по себе баски, каталонцы, галисийцы вели лишь «этнографический» образ жизни. Приобщиться к мировой истории и культуре они могли только в составе испанской политической нации, только на службе в испанском флоте и армии, в испанской власти или в качестве представителей испанской литературы и искусства (как части европейской культуры). Местечковые националисты – всегда бездарности, которые желают занять первые места в бескультурных карликовых государствах, ибо неспособны получить первые места в общеимперской структуре власти и культуры. Рецепты Фаланги Риверы по национальному вопросу тем самым оказываются крайне востребованными и в России, с одной стороны, выбивая почву из-под ног всех местных сепаратизмов, как уже победивших (прибалтийских, украинского и т.д.), так и медленно тлеющих внутри современной РФ, с другой стороны, предупреждая всех не в меру ретивых «русских националистов» о недопустимости призывов к запрету национальных языков и культур народов России и к лишению их тех прав, которые у них уже есть и к которым они привыкли.
Поистине, какую бы сферу жизни мы ни взяли, Хосе Антонио Примо де Ривера демонстрировал способность идти поистине царским путем, не вдаваясь в уклоны ни в какую сторону. Удивительна целостность, интегральность его мышления. Еще удивительнее его собственный духовный облик как поэта и в то же время организатора, вождя и агитатора – против своей воли, ибо произносил речи он всегда вынужденно, не испытывая любви к словесным баталиям как таковым. На всем его внешнем и внутреннем облике, как и на облике Капитана Кодряну и других мучеников их поколения, лежал отблеск удивительной чистоты и благородства. Можно сказать, что они излучали нездешний свет, были символическими «трещинами» в мире, сквозь которые сияла нетленная лазурь вечности, как говорил Флоренский. Лазурь цвета голубых рубашек Испанской Фаланги ХОНС… Да, все они, как сказал бы Мирча Элиаде, были носителями теофаний в профанный век масс, в беснующийся двадцатый век, который не мог вынести их присутствия. Обратим внимание: Кодряну, Лонг, Дольфус, Грегор Штрассер были убиты вовсе не своими главными врагами – левыми, а мнимо «правыми», которых пугала истинная правизна этих вождей. «Левым» оставалось лишь задним числом продолжать охаивать их память. Риверу и Редондо убили «левые», но только потому, что «правые», по сути, сознательно отказались их спасать.
Стоит ли печалиться по этому поводу? Последние три дня своей жизни, после вынесения смертного приговора, Ривера писал свое завещание, в котором сожалел о том, что ему приходится уходить из жизни в тридцать три года, не завершив столь многое. Однако он нашел в себе силы трезво отдать все необходимые распоряжения. Он знал, что христоподражательный подвиг никогда не пропадает даром, а здание, построенное на крови мучеников, стоит гораздо прочнее. И поэтому он ушел из этого мира – навсегда молодой и лицом к солнцу, cara al Sol. Ушел, чтобы остаться навечно в рядах верных.
¿José Antonio Primo de Rivera y Sáenz de Heredia? ¡Presente!
