 |
| Сергей Кириллов "Княгиня Ольга (Крещение)" |
Богомолье! Оно выражает самое естество России - и пространственное, и
духовное... Это её способ быть, искать, обретать и совершенствоваться. Это её
путь к Богу. И в этом открывается её святость.
Люди уходили как бы в религиозное научение. Лёгкие, сермяжно-лапотные, беззаботные, забвенные, с открытой для всяческого совершенства душою, по-новому, благодатно видящие солнце, и цветы, и овраги, и строгий бор; по-новому внимающие и всякому слову сердечному, верующие всему чистому, "чующие святое сердцем" (Шмелёв), они шли по всей Руси, и не было им "пути далёкого" (Некрасов). Они учились религиозно созерцать, молиться и постигать тайну праведности, они вживались сердцем, воображением и волею в душевный уклад и облик чтимого святого, в обитель коего вела их дорога. Они становились "как дети"; а "таковых есть Царствие Божие" (Мк. 10, 14).
Русь именуется "святою" не потому, что в других странах нет святости; это не гордыня наша и не самопревознесение; оставим другие народы грешить, терять, искать и спасаться по-своему. Речь о Руси, а не о других народах; не будем на них оглядываться!
Русь именуется "святою" и не потому, что в ней "нет" греха и порока; или что в ней "все" люди - святые... Нет.
Но потому, что в ней живет глубокая, никогда не истощающаяся, а по греховности людской и не утоляющаяся жажда праведности, мечта приблизиться к ней, душевно преклониться перед ней, художественно отождествиться с ней, стать хотя бы слабым отблеском её... - и для этого оставить земное и обыденное, царство заботы и мелочей и уйти в богомолье.
И в этой жажде праведности человек прав и свят при всей своей обыденной греховности.
Только немногие, совсем немногие люди на земле могут стать праведными, до глубины переродиться, целостно преобразиться. Остальные могут лишь отдаленно приближаться к этому. И когда мы говорим о святой "Святой Руси", то не для того, чтобы закрыть себе глаза на эти пределы человеческого естества и наивно и горделиво идеализировать свой народ; но для того, чтобы утвердить, что рядом с окаянной Русью (и даже в той же самой душе!) всегда стояла не Святая Русь, молитвенно домогавшаяся ко Господу, достигавшая Его лицезрения - то в совершении совершенных дел, то в слёзном покаянии, то в "томлении духовной жажды" (Пушкин), то в молитвенном богомолии. И Россия жила, росла и цвела потому, что Святая Русь вела несвятую Русь, обуздывала и учила окаянную Русь, воспитывала в людях те качества и доблести, которые были необходимы для создания Великой, Имперской России.
И так дошло до тех пор, пока окаянная Нерусь не развязала наши несвятые силы, наши грешные, бурные страсти и не отстранила временно - да, конечно, временно, - Святую Русь от учения и водительства. А когда Святая Русь была мученически отстранена от водительства и окаянная Нерусь водворилась у руля, тогда Святая Русь ушла в новое, таинственное богомолье душевных и лесных пещер, вослед за уведшим её Сергием Преподобным.
Люди уходили как бы в религиозное научение. Лёгкие, сермяжно-лапотные, беззаботные, забвенные, с открытой для всяческого совершенства душою, по-новому, благодатно видящие солнце, и цветы, и овраги, и строгий бор; по-новому внимающие и всякому слову сердечному, верующие всему чистому, "чующие святое сердцем" (Шмелёв), они шли по всей Руси, и не было им "пути далёкого" (Некрасов). Они учились религиозно созерцать, молиться и постигать тайну праведности, они вживались сердцем, воображением и волею в душевный уклад и облик чтимого святого, в обитель коего вела их дорога. Они становились "как дети"; а "таковых есть Царствие Божие" (Мк. 10, 14).
Русь именуется "святою" не потому, что в других странах нет святости; это не гордыня наша и не самопревознесение; оставим другие народы грешить, терять, искать и спасаться по-своему. Речь о Руси, а не о других народах; не будем на них оглядываться!
Русь именуется "святою" и не потому, что в ней "нет" греха и порока; или что в ней "все" люди - святые... Нет.
Но потому, что в ней живет глубокая, никогда не истощающаяся, а по греховности людской и не утоляющаяся жажда праведности, мечта приблизиться к ней, душевно преклониться перед ней, художественно отождествиться с ней, стать хотя бы слабым отблеском её... - и для этого оставить земное и обыденное, царство заботы и мелочей и уйти в богомолье.
И в этой жажде праведности человек прав и свят при всей своей обыденной греховности.
Только немногие, совсем немногие люди на земле могут стать праведными, до глубины переродиться, целостно преобразиться. Остальные могут лишь отдаленно приближаться к этому. И когда мы говорим о святой "Святой Руси", то не для того, чтобы закрыть себе глаза на эти пределы человеческого естества и наивно и горделиво идеализировать свой народ; но для того, чтобы утвердить, что рядом с окаянной Русью (и даже в той же самой душе!) всегда стояла не Святая Русь, молитвенно домогавшаяся ко Господу, достигавшая Его лицезрения - то в совершении совершенных дел, то в слёзном покаянии, то в "томлении духовной жажды" (Пушкин), то в молитвенном богомолии. И Россия жила, росла и цвела потому, что Святая Русь вела несвятую Русь, обуздывала и учила окаянную Русь, воспитывала в людях те качества и доблести, которые были необходимы для создания Великой, Имперской России.
И так дошло до тех пор, пока окаянная Нерусь не развязала наши несвятые силы, наши грешные, бурные страсти и не отстранила временно - да, конечно, временно, - Святую Русь от учения и водительства. А когда Святая Русь была мученически отстранена от водительства и окаянная Нерусь водворилась у руля, тогда Святая Русь ушла в новое, таинственное богомолье душевных и лесных пещер, вослед за уведшим её Сергием Преподобным.
