Феномены власти и смуты принципиально противоположны, один исключает и
уничтожает другой. Но когда они входят в соприкосновение, возникает срез. И эта
точка – возможность схватывания сути обоих феноменов.
Существует ряд определений понятия власти, из которых наиболее показательными
видятся трактовки власти как возможности и как инструмента. Исходя из них,
власть определяется как «возможность и способность навязать свою волю,
воздействовать на деятельность и поведение других людей, даже вопреки их
сопротивлению» или как «специфический инструмент управления, используемый для
достижения поставленных целей».
Инструментальное определение слабо с логической точки зрения, так как содержит
в себе замкнутый круг, где власть объясняется через управление. Наоборот,
возможность, понимаемая как философская категория, содержащая в себе
одновременно потенцию и вектор развития, лучше всего передает сущность власти,
холистически соединяющей в себе силу, волю, телеологию и контроль.
Таким образом, власть – это возможность (сила) принятия решений (телеология и
воля), обязательных для исполнения (контроль).
Это отвлеченное, общее определение власти. Попробуем увидеть суть феномена
именно русской власти.
Крупнейший западный социолог Макс Вебер выделяет три
вида власти: традиционная (базирующаяся на веру в священность власти),
харизматическая (власть одного человека, основывающаяся на личных качествах) и
легальная (собственно западная либеральная система). Если отталкиваться от
западного понимания, то русская власть не подходит под традиционную, так как
традиция ограничивает власть тем, что стоит над ней и, тем более, не подходит
под легальную, где одним из источников власти является право. У нас же
наоборот, власть является источником права.
Нам ближе именно харизматическая власть, но она не исчерпывает всей сущности
русской власти из-за своей индивидуальности и одномоментности. Западная точка
зрения на власть в данном случае нужна, чтобы показать, что она не объясняет
феномена русской власти, но может обозначить направление поиска.
Также и собственность не является источником русской власти. Поэтому у нас нет
священного права собственности. Собственность по умолчанию принадлежит
субъекту, наделенному властью. Но статус принадлежности не нуждается в правовой
фиксации. Собственность принадлежит не конкретной личности как личности, а
именно властному субъекту. Одним из главных видов собственности является
территория, но не она дает власть в России.
Русская власть не следует из пространства, но пространство следует за ней. Этот
принцип впервые проявился в личности Андрея Боголюбского, сознательно
отказавшегося от киевского стола и сделавшего центром древнерусского
государства Владимир. Более того, князь совершил жест радикальной трансгрессии,
разграбив «мать городов русских» и продав множество киевлян в рабство.
Оборотная сторона этого принципа: русская власть концентрируется в личности.
Когда личность правителя слаба, она привязана к топосу. Если правитель силен,
то способен переступить через топос, не утратив власти. Так и поступил Иван
Грозный, уехав из Москвы, которую его предшественники ценой огромных усилий
сделали центром страны, в Александровскую слободу. Грозный – первый правитель,
в котором сущность русской власти явила себя в абсолютной полноте.
Смутное время являет собой антипод времени Грозного – полновластие сменяется
полнейшим безвластием. За отсутствием единой воли действуют многие воли, подчас
противоположные. Властная субъектность раскалывается, и ее живые части начинают
пожирать друг друга, а также страну и народ. Ранее подчиненное властной
вертикали пространство выпущено на свободу и обретает свойства жидкости,
стремительно растекаясь. Мелкие власти на час сражаются за контроль над ним,
пытаясь увеличить свою субъектность путем обладания территорией. В игру
вмешиваются сторонние силы – польские интервенты, так как воля, способная им
помешать, отсутствует.
В эпоху Смуты субъектность обретают предатели, торгующие страной – бояре сидят
в Кремле с поляками и присягают польскому королевичу. Подобные личности есть
всегда, но при сильной власти, жгучей, как солнце, мерзость не высовывается из
темных углов. В царствование Ивана Грозного, когда самодержавие только
утвердилось, и была опасность возврата к старому укладу, для борьбы с ними была
учреждена опричнина – орден, как луна отражающий солнечность власти и
разгоняющий ночную тьму. Лунарная сущность позволяет Ордену действовать в
стихиях ночи, которым солярная природа самодержавной власти непричастна, но
которые, тем не менее, нуждаются в постоянном контроле. Смута – время затмения,
когда потухает солнце и гаснет луна.
Вторая русская смута (февральская революция, последовавшие за ней октябрьская,
гражданская война и интервенция) при всех отличиях в своих сущностных чертах
повторила первую. Вместо единого властного центра возникло многовластие.
Дробление власти началось с двоевластия в Петрограде, когда бездарное Временное
правительство потеснил Петросовет. Пока временщики проваливали все, что можно и
нельзя, разлагая военную и политическую иерархию, большевики в союзе с
генералами царской разведки готовили вооруженный переворот.
С точки зрения социал-монархизма победа большевиков (при всех их минусах)
объясняется наиболее убедительным сочетанием извечной русской политической
формулы – сильной власти и социальной справедливости. Народные массы видели
справедливость в том, чтобы не воевать за интересы Антанты и получить землю.
Первыми декретами большевиков стали декрет о мире и декрет о земле. Наряду с
этим большевики проводили жестокую политику централизации. Их политические
противники выжигались каленым железом в прямом и переносном смысле.
Окончательно вторая смута была ликвидирована уже в сталинскую эпоху, которую
неслучайно и в патриотической, и в либеральной мысли принято сопоставлять с
правлением Грозного.
После смерти Сталина элиты начинают стремительно разлагаться по причине
отсутствия сильной «подмораживающей» воли, и система движется к новой смуте.
Потенциальные предатели перестают прятаться по углам, дрожа от страха, и
вылезают на свет, размышляя, как бы повыгоднее состряпать продажу государства
за место за одним столом с мировыми элитами.
В настоящее время Россия переживает период третьей смуты. Несмотря на то, что
властный центр имеет вроде бы неограниченные полномочия, существенная часть
элит – наследники погрома 90-х, не собирающиеся поступаться своими интересами,
которые идут вразрез с программой имперского строительство. И показательно, что
идею единства сейчас ищут в преодолении первой смуты (официальный День
единства), которого, на самом деле, после изгнания поляков из Москвы не было,
утверждает историк А.И. Фурсов. Таким образом, и вместо декларируемого 4 ноября
преодоления третьей смуты мы видим его симулякр.
Русское пространство раздроблено административными границами на национальные
республики со своим парадом суверенитетов, а, следовательно, не полностью
контролируется центральной властью. Центр не окружен надежной структурой
орденского типа, охраняющей власть от посягательств. Народ также утратил
субъектность, превратившись в дискретные атомизированные массы, «права» и
«свободы» которых обеспечивает написанная под американскую диктовку
конституция. И она с гораздо большим основанием может быть названа
«объединяющим» символом смуты, о чем и заявляют высокопоставленные чиновники, в
частности, Матвиенко.
Смута делает метафизический срез истории, показывая, как прекрасно и совершенно
было не рассечённое тело, в то же время позволяя увидеть особенности его
строения. Но чтобы оживить умерщвленное, нужны силы превыше человеческих.
Опубликовано порталом "Континенталист":
