Франкистская цензура против консервативно-революционного рамиризма

Мятежные и неприкрыто «некорректные» для политических конформистов-приспособленцев идеи Рамиро Ледесмы Рамоса, лидера Хунт Национал-Синдикалистского Наступления (ХОНС) и учредителя Испанской Фаланги наряду с Хосе Антонио Примо де Риверой и Онесимо Редондо Ортегой, как об этом пишут зарубежные исследователи фалангизма (например, такой уважаемый историк-испанист, как Эрик Норлинг (Erik Norling)),  стали игнорироваться франкистами почти сразу же после прихода к власти, ибо их содержание было весьма «неудобно» для победившей реакции  (которая, что символично, годы спустя идеально спелась с либералами-западниками) и тех псевдофалангистов, которые скоро приспособились к  «комфортным» условиям режима. Рамиризм или же революционный национал-синдикализм был осознанным бунтом против сих приспособленцев,  для которых Фаланга из орденского союза поэтов, кшатриев и тружеников превратилась в самую, что ни на есть, тёплую и сытную кормушку.  Государственная цензура фактически запретила работы Рамиро Ледесмы, а его имя лишь отчасти упоминалось франкистами, да и то как  отрицательное. Пик запрета пришёлся на 1937-1942 годы, когда франкистское государство постепенно укрепляло свои позиции и в его  правительстве шла борьба с радикалами-фалангистами первого призыва, «старыми рубашками» («camisa vieja»). В 1960-х годах, когда произошла  относительная либерализация в стране и пресса стала более-менее свободной, фалангисты-оппозиционеры, настроенные к Франко негативно,  издали, наконец, все основные сочинения Рамиро Ледесмы Рамоса. Примечательно, что каудильо точно таким же образом обошёлся и с Онесимо  Редондо и даже с Хулио Руисом де Альдой — их тексты появлялись в печати исключительно редко и их имена упоминались крайне неохотно.

Революционные хонсисты, такие как Франсиско Гильен Салайа (Francisco Guillen Salaya), Сантьяго Монтеро Диас (Santiago Montero Diaz) и Хуан  Апарисио (Juan Aparicio), защищали доброе имя Рамиро Ледесмы и публиковали его тексты, при этом внятно осмысляя и анализируя его взгляды  как остроактуальные. Они особо подчёркивали его неоценимый вклад в становление доктрины национал-синдикализма и указывали на Хунты  Национал-Синдикалистского Наступления как на организацию-предшественницу Фаланги.

Реакционно-консервативная партия, ставшая преобладающей в Фаланге с 1937 года, приложила определённые усилия для того, чтобы о Рамиро  Ледесме и его соратниках вспоминали как можно реже. Этот интеллектуальный остракизм был, в принципе, вполне объясним, ибо  национал-католики и «одомашненные» фалангисты стремились как можно скорее позабыть о национал-революционных и социалистических  истоках фалангизма. Так, в марте 1937 года, в одном из номеров роялистского журнала «Испанское Действие» («Accion Espanola»), упоминалась  знаменитая речь Хосе Антонио в Театре Комедии в 1933 году, но о его сотрудничестве с Рамиро Ледесмой не было ни одной строчки.

В годы испанской Гражданской войны отдельные революционные тексты Рамиро Ледесмы были всё-таки опубликованы, но церковные власти  резко потребовали у Серрано Суньера (Serrano Suner) их изъятия. Причина сего негодования налицо — злые нападки на феодально-католическую  реакцию, которая считала именно себя единственно-легальным «столпом» Нового Государства. Рамиро Ледесма заявлял, что патриотизм в  церковном тепле портится, а Стрелы и Ярмо, воинские символы фалангистской революции, предаются и заменяются католическим крестом.  Оскорблённый отец-иезуит Теодоро Тони (Teodoro Toni) говорил, что с публикацией подобных работ мириться никак нельзя, а их автор —  религиозно безграмотен.

В 1942-1943 годах франкистская служба пропаганды была полностью занята национал-католиками, тогда как Революционная Фаланга — Falange Revolucionaria, как её называл фалангист Дионисио Ридруэхо (Dionisio Ridruejo), была неугодна властям, которые либо расправлялись с её  наиболее активными участниками или как-то их «приручали», особенно накануне неминуемого разгрома стран Оси. В то же самое время хонсисты постоянно напоминали, что это их символы, присутствующие во всех провинциях, были некогда «присвоены» Фалангой. И они же утверждали, что  именно Рамиро Ледесма Рамос был истинным лицом испанской национальной революции, а не Хосе Антонио Примо де Ривера, которого Рамиро  Ледесма после разрыва с ним записал едва ли не в «еретики» (хотя их поздние отношения и не были такими уж однозначно антагонистичными). В  свою очередь некоторые фалангисты-хосеантонианцы во главе с экс-хонсистами Франсиско Браво Мартинесом (Francisco Bravo Martinez) и Фелипе Хименесом де Сандовалом (Felipe Ximenez de Sandoval) постарались создать негативный образ Рамиро Ледесмы как «раскольника». В  1940 году появляется работа «Historia de Falange Espanola de las J.O.N.S.» («История Испанской Фаланги и ХОНС») авторства Браво Мартинеса, где  Рамиро Ледесма всячески очерняется и его уход из Фаланги подаётся как личностный, а не идеологический конфликт. И, что уж совсем  невероятно, его обвинили в желании намеренно ослабить Фалангу. В ноябре 1941 года появляется обширная биография Хосе Антонио, написанная  Хименесом де Сандовалом, с предисловием Серрано Суньера. В одной из глав книги Рамиро Ледесма предстаёт как заговорщик и враг Хосе  Антонио. Не без презрения отзывается автор и о рамиристах, «нескольких фанатичных поклонниках Рамиро Ледесмы».

Лишь через двадцать лет, в 1960-х годах, пламенный национал-революционер Рамиро Ледесма Рамос и его публицистика, спасённые от  франкистского забвения, были снова возвращены Испании, прежде всего благодаря работе профессора Сантьяго Монтеро Диаса и, ранее, ещё в  1940-х годах, усилиями журналиста и публициста Эмилиано Агуадо (Emiliano Aguado), соратника Рамиро Ледесмы. Агуадо в своих публикациях,  опровергающих нападки антирамиристов, создал ярчайший образ Рамиро Ледесмы Рамоса как интеллектуала и самобытного левого  национального социалиста, чьи прозорливость, новаторство и будущизм не были поняты до конца католиком-традиционалистом Хосе Антонио  Примо де Риверой.

Подготовлено Алексеем Ильиновым по материалам сайта http://www.ramiroledesma.com