Н.Н. Алексеев, русский правовед, один из идеологов евразийства |
Политический порядок в Московском государстве
основан был на разверстке между всеми классами только обязанностей, не
соединенных с правами, правда, обязанности соединены были с
неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а
только экономическими пособиями для несения обязанностей. Отношение
обязанностей к этим выгодам в Московском государстве было обратно тому,
какое существовало в других государствах между обязанностями и правами:
там первые вытекали из последних, как их следствия; здесь, напротив,
выгоды были политическими последствиями государственных обязанностей
(В.О. Ключевский. История сословий в России. М., 1886, с.110). <…>
Земля была государева, но государь обязан был служить государству,
владели землей служилые люди, и это владение было не только правом, но и
службой. Что касается до низших классов, до крестьян, то для свободных
из них владение было также правом и службой вместе; со времени же
прикрепления крестьян элемент права утратился, и крестьянин стал только
обязанным работником. Наконец, в частном, торговом и деловом обороте в
старой Москве существовали многочисленные договорные отношения
обязанностей и прав. Однако никогда договорное начало у нас не было
доведено до такой абсолютизации, которым оно отмечено на Западе.
Достаточно сказать, что даже нашим революционным течениям совершенно
чужды были договорные попытки построения государства в той форме, в
какой они преобладать на Западе с XVII века. Учения естественного права
совершенно чужды нашей истории, а с ними чужды и представления о
государстве как о торговой компании, основанной множеством независимых и
несвязанных собственников.
Высший класс стал жить у нас по правовому типу западной жизни,
крестьянство же до освобождения, а в некоторых отношениях после него,
жило еще в условиях остатков XVIII века и даже старой Москвы, то есть в
условиях предшествующей эпохи, измененных к тому же к невыгоде крестьян.
Мы не развили в себе западной техники исполнения отрицательных и
условных обязанностей, мы не были крепки ни в уважении к собственности,
ни в исполнении договоров; но в то же время мы не развивали нашего права
в сторону проникновения в него начала правообязанности и даже утеряли в
этом отношении многое, что было заложено в московскую эпоху. <…>
Революция 1917 года, по замыслу ее авторов, должна двинуть нас еще далее
по пути принятия западных начал. Мы должны были превратиться в общество
собственников, которое организует государство на основах свободного
договора. Однако народ наш не принял этой программы. <…> Учение
Маркса заставило истолковывать власть как право рабочего класса, между
тем, организация государства трудящихся, государства рабочих и крестьян,
в котором есть свой особый правящий слой,
ставит правителей вовсе не в положение односторонне уполномоченных, а
подчиненных – в не в положение односторонне обязанных. В государстве
трудящихся правообязаны все – и властвующие, и подчиненные. И начало
правообязанности проникает здесь не только в отношения политические, но и
в отношения частные – право собственности, право договоров. Таким
образом, диктатура прав угнетенных силою вещей превращается в организм
трудовой демотии, построенной на внутреннем сочетании прав и
обязанностей всех и каждого. Во избежание недоразумений хотим
подчеркнуть, что организм трудовой демотии отнюдь не дан, а задан в
современном русском процессе.
(Алексеев Н.Н. Обязанность и право // Сб. «Основы евразийства». М., 2002)