"Доктор" Белковский... |
Данный текст видного российского традиционалиста, культуролога, поэта и музыканта Олега Фомина был некогда опубликован на евразийском традиционалистско-культурологическом портале «Артания». Однако и спустя годы он не утратил своей актуальности и злободневности, особенно на фоне нынешнего беснования «оранжевого» политтехнолога Станислава Белковского — http://www.interfax-religion.ru/?act=news&div=50070
Обломки Консервативного совещания как паттерн атлантистской сети
Усталость современного человека делает его неспособным к прямому противоборству, то есть классической войне, каковую мы знали в прежние века. Однако желание обладать всем у ведущих мировых игроков столь велико, что не вóйны грядущего, но уже вóйны актуального настоящего переносятся в то дополнительное измерение, о котором еще в 60-е гг. прошлого столетия писал теоретик «мятежевойны» Евгений Месснер. Это измерение информации. Американские военные теоретики сделали из подозрений Месснера еще более радикальные выводы, фактически сформировав представление о том, что ныне принято называть сетецентрическими боевыми действиями или просто сетевыми войнами. Важнейшим замечанием при первом же упоминании этого термина будет предельно жесткое, императивное указание на его несводимость исключительно к интернету и подобным веб-технологиям. Вполне интенциональны попытки сузить терминологический узус понятия «сетевые войны» до содержания, описывающего интернет-противоборство, или даже свести его исключительно к «информационной войне», либо вовсе подменить его, придать ему гламурно-футуристический оттенок, привязать к эстетике киберпанка, реализующейся в кинематографе и компьютерных играх. Запуск разного рода геймерских проектов, где так или иначе используется понятие «сетевые войны», следовало бы, на наш взгляд, вообще рассматривать как прямую диверсию сетевых агентов, направленную на дезориентацию потенциального сетевого противника и вуалирование самого факта существования чего-либо подобного.
Глобальное геополитическое противостояние евразийских и атлантистских стратегий, характерное для ситуации Модерна, постепенно вытесняется глобальными сетевыми войнами наступающей эпохи Постмодерна. Это, впрочем, не означает, что геополитическое противостояние соделывается снятым или отложенным — особливо же в том, что касается его универсального символизма и финальных мировых судеб. Но данная нам в навигаторской и землепроходческой эмпирике Модерна география по мере наступления Постмодерна всё более редуцируется к этническим, государственным или имперским психотипам, а в конечном итоге, к «вещам без имени», оказываясь имплицитно вживленной в них. При этом границы географические, равно как и геополитические понятия становятся всё более относительными в своем буквально физическом смысле, и наоборот, всё более терминаторы фронтов обнаруживаются там, где стоят радио- или телеантенны, серверы, узлы и вышки коммуникационных служб. Враг пришел «почти» изнутри. Но лишь «почти». Хотя и этого мы не ожидали. Значит нужно срочно наверстывать упущенное.
Характерной особенностью сетевых войн представляется по большей части отсутствие прямых ударов. Субверсивная деятельность сетевых единиц часто неосознана даже там, где речь идет об узловых фигурах, осуществляющих тенденциозное информирование, дезориентацию и даже просто актуализацию или реактуализацию той иной темы. Структура сетевых организаций такова, что различные узловые акторы перемещаются с узла на узел, создавая иллюзию «дрейфующей эволюции» идей. Однако, на самом деле, здесь мы сталкиваемся с ризоматической системой, искусственно созданной и управляемой извне финансовыми потоками. Описывая сетевые структуры, часто пользуются понятием «роение». Рой в любой момент может легко и мобильно переструктурироваться, распасться, а затем собраться в другой конфигурации, в другом месте, с иными целями.
Сетевая теория выделяет три основных типа сетей: линейную, лучевую и матричную. Линейная сеть характерна для контрабандистских цепочек. Она очень уязвима. Лучевую обычно соотносят со спецификой картели. Таково, например, издательство «Эксмо», где гибель различных щупалец (порнографических, антисемитских подиздательств и т.п.) почти не сказывается на самом спруте. Гораздо сложнее устройство матричной или многоканальной сети. Статуарная схема этой сети может быть представлена как соты, где каждый узел гексагона связан как минимум с тремя узлами. Конечно, на самом деле, устройство многоканальных сетей сложнее, и во всяком случае, как мы уже отметили, оно не статично. Здесь необходимо выделить сетевые единицы, сетевые группы и подруппы. Среди сетевых единиц узловыми являются, с одной стороны, маточные или матричные акторы сетевых групп и подгрупп, ответственные, например, за политические тренды, с другой стороны, акторы сетевых буферных зон, чьей участью является интермедиативная, посредующая роль, связь гетероморфных политических трендов. Динамически процессы информационной «интоксикации» внутри сети развиваются по такой схеме: 1) смысловые содержания и мотивации акторов претерпевают изменения под инородным, например, финансовым воздействием сетевого манипулятора; 2) в результате инородного воздействия узловые акторы превращаются в маток и буферов информации; 3) начинается роение, мобильно и гибко перемещающееся от актора к актору.
Особо важным нам представляется здесь отметить не столько неосознанность участия в сети, сколько манипулируемость распределенных извне сетевых ролей, где друзья, враги, союзники, нейтральные фигуры трансформируются в сетевые единицы, зачастую даже не догадываясь об этом.
Сказанное касается не только откровенно либеральных структур, но и тех сетевых единиц, что называют себя правыми. Важнейший на сегодня сетевой атлантистский манипулятор политическими трендами в России, ставленник Бориса Березовского политолог Станислав Белковский задействовал в своем арсенале прежде всего многоразличные формы правых трендов: от национал-оранжизма до неогвельфов.
Предыстория создания правой сетевой группы в сети атлантистского влияния такова. В мае 2004 г. в известном московском клубе «Запасник» состоялась так называемая Генеральная ассамблея, где было объявлено об учреждении Консервативного совещания. В совет упомянутой организации, а также Консервативного пресс-клуба вошли ныне хорошо известные правые журналисты и эксперты: Виталий Аверьянов, Армен Асриян, Илья Бражников, Михаил Голованов, Владимир Голышев, Андрей Кобяков, Константин Крылов, Аркадий Малер, Борис Межуев, Виктор Милитарев, Михаил Ремизов, Павел Святенков, Кирилл Фролов и Егор Холмогоров.
Первоначально эта неоднозначная организация, ориентированная на правые ценности, поставила перед собой задачу проскочить между сциллой Белковского и харибдой Павловского. Однако на этом первом публичном собрании успела помелькать зловещая шляпа главы АПН. В этот момент многим уже стало понятно: придется выбирать. Первое качение маятника было в сторону ФЭП, затем пошли многочисленные противоречивые проекты, описывать которые нет нужды, настолько они у всех на слуху. Но уже в декабре 2005 г. грянул так называемый «стодолларовый раскол», когда Егор Холмогоров отказался вернуть одолженные прежде у Виктора Милитарева 100 долларов, прикрываясь «идеологическими расхождениями». Совершенная надуманность, нарочитая искусственность этого конфликта бросилась в глаза уже тогда. В частности, Михаил Голованов 23 января 2006 г. едва ли не в последнем обновлении сайта Консервативного пресс-клуба писал: «В последнее время, к сожалению, наметилась тенденция, когда в ностальгию по якобы “свободным, демократичным 90-м” впадают не только либералы, что “простительно”, но и некоторые представители консервативного сообщества (так называемые “национал-оранжисты”)». Именно с этого момента и следует отсчитывать историю переструктуризации Консервативного совещания в манипулируемую Станиславом Белковским сеть атлантистского влияния.
Но перед этим стали вырисовываться идеологические контуры, в которых предстояло в дальнейшем действовать будущим сетевым единицам. Это прежде всего чистый национал-оранжизм Белковского, Голышева, Милитарева. Размежевавшийся с этим трендом Холмогоров занял смежную с правым евразийством позицию национал-меньшевизма. Впервые этот термин был применен Аркадием Малером еще во второй половине 90-х по отношению к кругу неогошистского журнала «Радек». Однако в случае Холмогорова таковое определение представляется на наш взгляд более уместным. Малеровское размежевание с Белковским хорошо известно. Упомянутый нами Аркадий Малер пытался представить в глазах Павловского как заслугу то, что он взял у Белковского деньги на «оранжевое» издание, а выпустил в итоге «антиоранжевое», хотя и в обложке оранжевого цвета (речь идет о 1 № журнала «Северный Катехон»). Вместе с Кириллом Фроловым Аркадий Малер основал собственное движение, каковое можно обозначить как неогвельфство. Здесь было желание играть на незанятом поле по своим правилам. Однако Белковскому была выгодна такая позиция Малера и Фролова, поскольку для атлантистской сетевой структуры РПЦ МП хотя и является стратегическим врагом, но может быть использована тактически для расшатывания политических основ современной российской государственности. Создание современного православного Opus Dei может послужить в таковой ситуации сетевым антигосударственным инструментом. Малеру и Фролову это, может быть, и невдомек. Но, например, автор «Русского журнала» Павел Умнов, как следующий узел матричной сети, уже осторожно вколачивает клинышки между РПЦ МП и «Единой Россией», а потом осторожно начинает их раскачивать, показывая чуть ли не внутреннюю идиосинкразию «духовного владычества и мирской власти» в актуальной России. Для атлантистской сети все средства хороши. Не может не радовать тот факт, что ряд ключевых деятелей бывшего Консервативного совещания, как, например, Илья Бражников, резко размежевались с пагубной линией апээновских стратегий. Изначально симпатизировавшим КС, но также и подозрительно к нему относившимся Владимиру Карпцу и Александру Елисееву — не включенным, кстати, в совет этой организации — с самого начала хватило осмотрительности выдерживать по отношению к ряду «ассамблеевских» инициатив достаточную дистанцию. Заманивание со стороны Белковского в адрес Елисеева, кажется, продолжается и по сей день. Но совершенно особая фигура здесь «либеральный фашист» Константин Крылов, самый талантливый, на наш взгляд, автор из всей отстрелянной обоймы КС, а ныне главный редактор портала АПН. Его взгляды, в том числе религиозные, причудливы и артистичны. Он своего рода Василий Розанов наших дней. Но как и Василий Васильевич, он непоследователен, часто увлекается даже не красотой идеи, а красотой стиля, в результате чего легко соделался, будучи, кстати, антисемитом, игрушкой в руках еврейского политтехнолога Белковского. Чтó, казалось бы, могло быть смешнее!
Относительно мобильных сетевых буферных зон следовало бы также перечислить ряд персоналий. Однако ярких фигур здесь не так уж и много. Остановимся, пожалуй, лишь на двух. Например, Михаил Пожарский с моноэтническим русским империализмом, апеллирующим к Новгородской Руси, является буферным узлом, связующим национал-оранжизм в стиле Белковского и Голышева с оголтелым национал-сепаратизмом Широпаева и Штепы. В то же время Пожарский связует с только что названными узлами национал-меньшевизм Холмогорова, через которого осуществляется, с одной стороны, связь с неогвельфами Малером и Фроловым, с другой стороны, с Крыловым. Отметим, что прямое совместное выступление неогвельфов и Крылова не представляется возможным в виду их конфессиональной идиосинкразии. При этом буферные узлы мобильны. Они могут ризоматически расползаться в направлении различных трендов, менять свои виртуальные дислокации, однако имплицитно им всегда будет присуща способность к аутосинхронизации. Буферные узлы могут тяготеть к маточной парадигме. То есть они могут сами становиться носителями определенных трендов. Также возможно здесь и движение в противоположную сторону. Например, в определенные периоды Егор Холмогоров представал маточным носителем тренда, в последнее же время он всё более напоминает буферный узел.
Наконец, стоило бы сказать, кто из бывших членов Консервативного совещания может оказаться осознанным агентом влияния. На самом деле, проще сказать, кто точно не таков. Скорее всего, это при всей, казалось бы, очевидности, не Крылов (как уже было сказано, он слишком экзотичен в своем религиозном выборе и весьма уязвим относительно своих националистических взглядов, от которых попахивает воспеванием холокоста). Это точно не Малер и Фролов (слишком одиозные фигуры, слишком романтики, вплоть до неадекватности), нужные совершенно для другого, для чего именно было уже сказано. Это даже, скорее всего, не Голышев, движимый, на наш взгляд, исключительно завистью, личной обидой на Дугина и злобой бездарности. Однозначная фигура в этом плане — сам главный «кукловод» — Станислав Белковский. С большой долей вероятности можно было бы здесь также предположить Виктора Милитарева, выписывавшего последние полгода реверансы перед крокодилистами, которые в виду своей почти модернистической неадекватности даже не поняли, чтó именно сулит им заокеанский крокодил. Более сомнительны в качестве агентов влияния Холмогоров, Чадаев, Ремизов и др. Хотя в последнем случае исключать ничего нельзя.
Дав общий очерк сход-развала Консервативного совещания, мы хотели бы указать на некоторые фундаментальные черты сетевых войн в их актуальности. Последнее подозрение относительно сказанного сводится к базисному утверждению нашей философии, согласно которому Бытие обнаруживается. Его последовательное обнаружение, иначе говоря, эпистемологическая дистинкция, заставляет нас со всею серьезностью задаться вопросом: не сказывается ли наше представление, причем провокативным образом, на непосредственном становлении сетевых войн? И если да, то каков этот субъект-провокатор, на чьей он стороне и есть ли вообще в обнаружении Бытия сторона.