 |
| "Красно-чёрный" испанский национал-синдикализм. |
Схема «левые-правые» берет свое начало из случайного распределения мест в конвенте времен французской революции. Слева сидели республиканцы, которые отвергали монархию, справа - монархисты, которые отвергали республику. В течение очень долгого времени это был решающий критерий, который был перенесен на другие страны Европы. Еще в Веймарской республике это разделение существовало как показатель сущностного раскола в молодом государстве : «справа» были те, которые хотели возвращения кайзера и собирались под кайзеровскими черно-бело-красными знаменами. Слева находились республиканцы, которые использовали черно-красно-золотой флаг. «Середины» при этом не могло быть. Либо ты признаешь республику, и тогда ты левый (даже хотя называешься «центром»), либо вновь хочешь монархию. Этот вопрос превосходил по важности все прочие вплоть до конца Веймарской республики, так что это разделение оставалось принципиальным. Только в конце республики возвысились силы (и пришли к власти), которые не укладывались в эту схему. Но так как традиционные правые заключили с ними союз, они повсеместно стали обозначаться, как «праворадикальные», хотя они даже во сне не могли представить восстановить монархию. В послевоенное время схема «правые-левые» в Германии едва ли могла иметь еще практическое значение. Только некоторые региональные партии (Баварская партия, Немецкая партия) имели монархистов в своих рядах. Тем не менее схема продолжала использоваться, хотя она и потеряла всякое значение в дальнейшем. Левыми считались наследники Веймарских левых, т.е. коммунисты, социал-демократы и так называемые левые либералы. Справа были те, кто им противостояли, а именно консерваторы и националисты. Соответствуя прагматизму времени, имелась также еще середина, в которой для такой классификации из области истории идей было мало толку.
В семидесятые годы существовали – и прежде всего во Франции – молодые академические круги, которые представляли собой противоположность движениям внепарламентской оппозиции. Они черпали вдохновение из принципиально иных источников из сферы истории идей, которые в совершенно немногословной, спокойной и умеренной манере сделали центральным пунктом своих убеждений различия между людьми и их правами. Они осознанно противопоставили себя идеологиям равенства сил, которые сами себя определяют как «левые». Не долго думая их, без их согласия, записали в «правые». Так как они ясно отличались от традиционных «старых» правых, они по аналогии с понятием «новые левые» получили обозначение «новых правых». Так как не было никакого желания ломать копья вокруг этих слов, этот термин был принят и им стали обозначать самих себя. Духовный лидер «новых правых» Ален де Бенуа, сформулировал такое определение: «Я называю правой такую идейную позицию, которая рассматривает многообразие мира и соответственно неизбежно вытекающие из этого различия как благо, и в противоположность этому рассматривает постепенную унификацию мира, которая одобряется и осуществляется благодаря двухтысячелетнему господству учения о равенстве, как зло».
 |
| Эрнст Юнгер и "Третий Фронт" в XXI веке. |
Французские новые правые сумели создать огромный потенциал на базе академических сил, основать журналы (в т.ч. «Элементы») и распространить свое влияние далеко за границами Франции. И в Германии нашлись круги, которые чувствовали свою близость к новым правым. Конечно, схема «левые-правые» здесь имела другое значение, чем во Франции. Поэтому в Германии в националистических кругах давних пор была распространена идея, что схема «левые-правые» не подходит для немецких условий. Показательно, что в тексте на суперобложке той книги Алена де Бенуа, в которой содержится его определение правых, написано, что де Бенуа является «представителем современных правых, которые преодолели старые, изжившие себя представления о левых и правых». Внутреннее противоречие, содержащееся в тексте на суперобложке, едва ли кто-либо заметил. Причиной этого явились специфические различия в истории Германии и Франции. Страшным сном для всех националистов в Германии даже спустя сто пятьдесят лет остается консервативный политик Маттерних, бывший одним из злейших преследователей националистов, которые когда-либо имелись. Так как консерваторы со своей стороны обычно именуются «правыми» и один из этих «правых» консерваторов представляет собой образ врага, немецкие националисты, насколько они знают и принимают во внимание историю возникновения национализма, имеют явственно нехорошее отношению к определению «правые». С точки зрения немецких националистов «правый» Меттерних в любом случае хуже, чем «левый» Ульбрихт.
Ныне нельзя себе свободно подбирать такие ярлыки. Их вешают те, кому принадлежит «культурная гегемония», как ее понимал Грамши, а таковыми в наше время являются постаревшие бунтари из внепарламентской оппозиции, которые свои собственные догмы именуют политически корректными и диктаторскими методами проводят их в жизнь- не в последнюю очередь благодаря их засилию в средствах массовой информации и таких важных учреждениях, как органы юстиции, ведомство по охране конституции, система образования, цензура и другие важные и влиятельные органы. Кто отвергает диктатуру «политической корректности», определяется не просто как «правый», но в формулах, соответствующих сталинской пропаганде, как «фашист» и «неонацист». Идейно-историческое содержание при этом естественно никого не интересует.
Исходя из прагматической целесообразности, сейчас не следует непременно ломать копья вокруг ярлыков. Следует сделать для себя ясным то, что политическую борьбу проигрывает тот, кто не способен интерпретировать понятия. Прагматический вопрос, который ставится, звучит так: принимаешь ли ты навязанное понятие («правые») и идентифицируешь ли им сам себя - приблизительно так, как это сделал Ален де Бенуа – или с позиции диалектики отвергаешь антагонизм между понятиями. Если коротко: можно просто капитулировать перед политическим противником, попав в сеть понятий и антагонизмов, созданную этим противником, которая и содержит определение «правых» как «не-левых», а можно преодолеть эту пару противоположностей. Определению «старые правые», которому соответствуют традиционные представления, которые являются прежде всего консервативными, в лучшем случае национал-консервативными, присуще ограниченность. Фактически есть люди, которые не понимают, что времена меняются, которые сопротивляются и хотят вернуть условия, существовавшие десять или двадцать лет назад. Ничего в принципе не меняет то, что хотят вернуться на сорок, шестьдесят или сто лет назад. На практике это не реализуемо. Хотят воспрепятствовать тому, к чему другие стремятся. Эти «старые правые» не могут представлять собой идеального образца националистов.
 |
| Меч и Молот Консервативной Революции против Капитала! |
«Новые правые» же, так как они хотят выглядеть интеллектуальными, позволяют все-таки оппонентам диктовать понятия. Они есть другие, которые говорят, чего они хотят, а что они не хотят, это все равно правильно. Даже хотя «новые правые» сами себя представляют, развивают собственные идеи и дают собственные определения; они остаются исключительно анти. Это удобно в качестве протеста и наверняка влечет перемену взглядов, связанную с протестом против существующего положения. Весь вопрос в том, что эта перемена взглядов зайдет настолько далеко, насколько мы захотим. Хотят ли только занять позицию, противоположную позиции «левых», «уравнителей», универсалистов, глобалистов и материалистов и самим дать определение этой позиции? Или хотят идти дальше? Если хотят упразднить существующие сегодня пары противоположностей (совершенно в гегельянском троичном смысле), то неплохо бы создать полюс, противоположный существующей господствующей силе и затем, как учил Грамши, стремится к появлению новой такой силы – из «новых правых». В таком случае следует пристальнее присмотреться к проблемам времени. Требуются не новые ответы на существующие вопросы, - нужны новые вопросы.
Национализм может открыть эту перспективу. В это могут внести свой вклад очень многие идеи, которые новые правые развили в течение последних лет. Но следует знать: не тот, кто дает ответы, определяет будущее, но тот, кто задает вопросы. Чтобы это сделать ясным, я полагаю, что нам из этого побуждения не следует использовать старую пару противоположностей «левые-правые», но мы должны преодолеть этот антагонизм. Не всякий, кто стоит «слева», сегодня является нашим врагом, и не всякий, кто стоит «справа», является другом.
Перевод с немецкого: Андрей Игнатьев
