Фёдор Михайлович Достоевский, "Дневник писателя".
"Может ли кто сказать, что русский
народ есть только косная масса, осужденная лишь служить{экономически}
преуспеянию и развитию европейской интеллигенции нашей, возвысившейся над
народом нашим, сама же в себе заключает лишь мертвую косность, от которой
ничего и не следует ожидать и на которую совсем нечего возлагать никаких
надежд?
Увы, так многие утверждают, но я
рискнул объявить иное. Повторяю, я, конечно, не мог доказать "этой
фантазии моей", как я сам выразился, обстоятельно и со всею полнотою, но я
не мог и не указать на нее.
Утверждать же, что нищая и
неурядная земля наша не может заключать в себе столь высокие стремления, пока
не сделается экономически и гражданственно подобною Западу, - есть уже просто
нелепость. Основные нравственные сокровища духа, в основной сущности своей по
крайней мере, не зависят от экономической силы. Наша нищая неурядная земля,
кроме высшего слоя своего, вся сплошь как один человек. Все восемьдесят
миллионов ее населения представляют собою такое духовное единение, какого,
конечно, в Европе нет нигде и не может быть, а, стало быть, уже по сему одному
нельзя сказать, что наша земля неурядна, даже в строгом смысле нельзя сказать,
что и нищая.
Напротив, в Европе, в этой
Европе, где накоплено столько богатств, все гражданское основание всех
европейских наций - все подкопано и, может быть, завтра же рухнет бесследно на
веки веков, а взамен наступит нечто неслыханно новое, ни на что прежнее не
похожее. И все богатства, накопленные Европой, не спасут ее от падения, ибо
"в один миг исчезнет и богатство".
Между тем на этот, именно на этот
подкопанный и зараженный их гражданский строй и указывают народу нашему как на
идеал, к которому он должен стремиться, и лишь по достижении им этого идеала
осмелиться пролепетать свое какое-либо слово Европе.
Мы же утверждаем, что
вмещать и носить в себе силу любящего и всеединящего духа можно и при
теперешней экономической нищете нашей, да и не при такой еще нищете, как
теперь. Ее можно сохранять и вмещать в себе даже и при такой нищете, какая была
после нашествия Батыева или после погрома Смутного времени, когда единственно
всеединящим духом народным была спасена Россия.
И наконец, если уж в самом деле
так необходимо надо, для того чтоб иметь право любить человечество и носить в
себе всеединящую душу, для того чтоб заключать в себе способность не ненавидеть
чужие народы за то, что они непохожи на нас; для того чтоб иметь желание не
укрепляться от всех в своей национальности, чтоб ей только одной все досталось,
а другие национальности считать только за лимон, который можно выжать (а народы
такого духа ведь есть в Европе!), - если и в самом деле для достижения всего
этого надо, повторяю я, предварительно стать народом богатым и перетащить к себе
европейское гражданское устройство, то неужели все-таки мы и тут должны рабски
скопировать это европейское устройство (которое завтра же в Европе рухнет)?
Неужели и тут не дадут и не позволят русскому организму развиться национально,
своей органической силой, а непременно обезличенно, лакейски подражая Европе?
Да куда же девать тогда русский-то организм?
Понимают ли эти господа, что
такое организм? А еще толкуют о естественных науках! "Этого народ не
позволит", - сказал по одному поводу, года два назад, один собеседник
одному ярому западнику. "Так уничтожить народ!", - ответил западник спокойно и величаво".
(Достоевский Ф.М. Дневник
писателя. Ежемесячное издание. Год III. Единственный выпуск на 1880, август.
Объяснительное слово по поводу печатаемой ниже речи о Пушкине)
