Валентин Леонидович АКУЛОВ,
доктор философских наук, профессор
Берясь за перо, я всякий раз испытываю чувство неловкости, что вынужден кормить читателя банальностями. Но что же прикажете делать, если эти банальности для многих даже не чуждых теории людей являются подлинным откровением. Касается это, в частности, и творческого наследия Маркса. Среди значительной части национально ориентированных русских людей бытует резко негативное отношение к марксизму. Некоторые горячие головы доходят в этой негации до того, что корни марксизма ищут не в реальностях жизни и закономерностях развития общественной науки, а в еврейском происхождении Маркса. Есть поэтому прямая необходимость в том, чтобы обратиться к теме специально. И не только в интересах истины (хотя это тоже немаловажно), но прежде всего в интересах русского дела.
Идеология русского национал-социализма, если она претендует на серьезное политическое значение, должна опираться не на эмоции, не на благие пожелания, а на прочный фундамент науки, свидетельствовать не только свою политическую целесообразность, но и научную состоятельность. А это невозможно без обращения к тем теоретическим достижениям, которые накопила общественная наука, а следовательно, и без обращения к марксизму. Ибо, как бы критически к нему ни относиться, ничего даже близкого по глубине и богатству теоретического содержания обществоведение после Маркса создать не сумело. Факт этот давно признан академической наукой, а том числе и Запада. Так стоит ли уподобляться либердемовской шушере, которая при одном упоминании имени Маркса впадает в истерику, пучит глаза и брызжет чесночной слюной. Никто не отрицает права каждого человека соглашаться либо не соглашаться с Марксом. Но, чтобы не соглашаться, Маркса необходимо знать. Таково императивное требование науки, исключающее какой бы то ни было “плюрализм”.
Прежде всего необходимо строго различать социологическую теорию Маркса и марксистскую концепцию социализма. Это отнюдь не одно и то же. Социологическая теория Маркса, как и всякая научная теория, индифферентна по отношению к классам и их идеологиям. Она дает общую картину законов развития общества как материальной системы. Концепция социализма Маркса носит частный и классовый характер, являясь идеологией пролетариата. Она опирается на социологию Маркса, вытекает из нее, но ей не тождественна. Вот почему, кстати, многие ученые, не приемля марксистскую идеологическую доктрину социализма, весьма высоко оценивают вклад Маркса в социологию.
Огромная заслуга Маркса перед обществоведением состоит в том, что он впервые представил развитие общества как естественно-исторический процесс, т.е. как процесс, осуществляющийся в соответствии со своей собственной внутренней логикой. Общество в своем функционировании и развитии подчинено, согласно Марксу, таким же объективным, от воли и сознания людей не зависящим законам, как и природа. Нет на земле такой власти, которая могла бы сказать обществу: ты должно двигаться в эту, а не в ту сторону, как нет на земле власти, которая могла бы предписать нормы поведения физическим или химическим процессам.
Однако между природой и обществом есть и принципиальное различие: историческая (общественная) закономерность реализует себя, в отличие от природы, не иначе, как только через сознательную и целеполагающую деятельность людей. Деятельность и есть способ существования общества, способ, каким человек как субъект исторического процесса творит свою историю. И эта деятельность тем успешнее, чем больше осознает человек законы мира (природного и социального), в котором живет и частью которого является. Ибо действовать он может продуктивно, лишь сообразуя свою деятельность с объективными законами самого бытия. Только так и не иначе. Иными словами, сознательный и целесообразный характер исторического процесса не отменяет его объективности. И человек в своей деятельности может реализовав лишь то, что потенциально заложено в самой природе, в том числе и социальной, он не может диктовать ей свои условия. К примеру, человек издавна мечтал взлететь в небо, но смог это сделать только постигнув законы аэродинамики.
Вот эта истина социологической науки оказывается выше интеллектуальных возможностей российского политического бомонда вообще и российского “профессионального парламента” в частности. Смысл своей законотворческой деятельности последний видит не в том, чтобы, анализируя объективные процессы, протекающие в различных сферах общественной жизни, их тенденции, давать им соответствующее правовое обеспечение, т.е. принимать законы, которые регулировали бы эти процессы, а в том, чтобы лоббировать интересы тех или иных социальных групп, создавать условия для удержания собственной власти. Стоит ли после этого удивляться, что все в нынешней России идет либо вразнос, либо наперекосяк. И закончится это очень плохо и для России, и для ее “профессионального парламента”.
Я далек от того, чтобы все беды России списывать на некомпетентность российского властного триумвирата – законодательных, президентско-правительственных и судебных чиновников. Огромную роль играет здесь и психология временщиков, одержимых страстью урвать куш побольше, благо подвернулась такая возможность, и колониальный характер нынешней российской власти, ее подконтрольность “вашингтонскому обкому”. И все же дремучее невежество тех, в чьих руках оказалась сегодня судьба России, просто поражает. Они упорно рубят сук, на котором сама же и сидят. Впрочем, это, кажется, родовая черта всей нынешней “политической элиты”. Возьмите тот же Европарламент – это же клиника Ламброзо.
Ну да Бог с ними – и с российским властным триумвиратом, и с Европарламентом. Как сказано в Святом Писании, пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Хуже то, что не все благополучно в этом смысле и в русском национально-освободительном движении. Его программные установки – справедливые и очень притягательные сами по себе - зачастую не соответствуют тем конкретным объективным условиям, в которых оказались Россия и русский народ. А это не просто плохо, это очень плохо. Нет большей опасности для путника, нежели миражи и болотные огни. И нет большей беды для политического движения (и общества), нежели неверно означенные ориентиры и цели.
В отличие от своих предшественников Маркс видел конечную причину общественного развития не в политике, не в праве, не в общественных идеях, даже не в классовых интересах (как это ни покажется странным для людей, изучавшим Маркса по популярным советским учебникам), а в производстве материальных благ. Обстоятельство это и послужило поводом назвать социологическую теорию Маркса “экономическим материализмом”. И все бы ничего. Плохо то, что отсюда был сделан вывод, что Маркс все сводит к экономике. В этом–де и проявилась его еврейская стать. А это уже полнейший вздор.
В чем смысл тезиса Маркса? Он прост и самоочевиден. Человек – не небожитель, он органическая часть природы. И как природное существо должен взаимодействовать с природой. Хотя бы потому, что строит себя из вещества природы. Материальное производство и есть процесс, в котором осуществляется своеобразный “обмен веществ” между человеком и природой. Материальное производство, таким образом, является предпосылкой и необходимым условием общественного бытия человека, да и просто сохранения его как биологического вида. Не может быть никакой человеческой истории, если не будет самого человека. Ничего большего тезис Маркса не означает. Все остальное – результат “творческого развития марксизма”.
Как слагаемое общественной закономерности материальное производство, в свою очередь, носит закономерный характер, т.е., подчинено определенным законам. Оно, в частности, принимает различные формы в зависимости от степени овладения человеком силами природы. Эта степень могущества человека находит свое материальное воплощение в производительных силах общества, т.е. в тех средствах, которые использует человек в процессе производства: орудиях труда, технике, технологиях, физическом и духовном развитии самого человека как основной производительной силы. Эти качественные формы производства Маркс назвал способами производства.
Но материальной деятельностью люди не могут заниматься в одиночку. Даже животные, чтобы выжить, организуются в стада, стаи, колонии, прайды и т.д. А у человека нет ни скорости бега гепарда, ни крепости мускулов льва, ни рогов буйвола (если, конечно, ему не наставила жена). Люди в процессе трудовой деятельности тоже вынуждены так или иначе кооперироваться, т.е. вступать между собой в определенные отношения. Совокупность отношений, в которые вступают люди в процессе материального производства, Маркс назвал производственными отношениями.
Причем характер этих отношений не произволен, т. е. зависит не от желания людей, а жестко детерминирован уровнем развития и характером производительных сил. Иначе говоря, определенным производительным силам свойственны и свои соответствующие им производственные отношения. И в этом тезисе Маркса опять же ничего нет такого, что заставляло бы удивленно таращить глаза. Тут мы имеем всего лишь частное проявление хорошо известного науке общего закона соответствия содержания форме. Если изменяется содержание способа производства, то это не может не сказываться на характере тех взаимосвязей, которые существуют между его элементами, т. е. между производственными отношениями, его формой. Закономерность эта подтверждается и языком конкретики.
Известно, что первобытное общество пребывало в состоянии, которое Гоббс характеризовал как belum omntum contra omnes (война всех против всех). Естественно, брали и пленных? Что с ними делали? Либо убивали и поедали, либо, как исключение, превращали в соплеменников. И лишь потом, значительно позднее, стали превращать в рабов. Почему? Под воздействием доктрины «прав человека» и деятельности правозащитных организаций? Цивилизовались и бездумно ввели, как российская Дума, мораторий на смертную казнь? К счастью для первобытного человека не было тогда еще ни Думы, ни правозащитников. Правила поведения диктовала сама жизнь. Сколько мог произвести первобытный дикарь своей дубиной, каменными топором и ножом? Ровно столько, чтобы, дай Бог, самому утолить голод. Так зачем же такого превращать в раба? Какой смысл? Не целесообразнее ли воздеть на шампур, пока он еще в теле? Уровень развития производительных сил определяет характер экономических отношений.
В системе производственных отношений важнейшим элементом является отношение к средствам производства. Эти отношения могут носить либо общественный, либо частный характер, т. е. средства производства могут принадлежать либо всему обществу, либо каким-то общественным классам. Переход от одной системы производственных (экономических) отношений к другой опять же не произволен, а вызывается изменениями в производительных силах. “Ни одна общественно-экономическая формация, - говорит по этому поводу Маркс, - не погибнет раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые, более высокие производственные отношения никогда не появятся раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества” (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. изд. 2-е, т. 13. М., 1959, с.7). Волюнтаристское вмешательство в этот процесс может иметь лишь один результат: полное разрушение производства. В чем и мог удостовериться Ленин, гениально введший в России после октябрьского переворота “военный коммунизм”.
Сложившуюся в ходе общественного производства систему производственных отношений Маркс назвал экономическим базисом общества. И это естественно, если учесть ту роль, которую играет производство в жизнедеятельности общественного человека. Но эти объективно сложившиеся в ходе общественного производства отношения необходимо узаконить, дабы никто не мог на них посягнуть. Этой цели и служит создаваемая людьми юридическая и политическая надстройка, которая призвана стоять на страже данной системы производственных отношений. Ничего другого надстройка, согласно Марксу, в себя не включает. И уж во всяком случае никакого отношения к ней не имеют формы общественного сознания – философия, религия, искусство, мораль и т.д. и т. п.
У людей белой расы черт черный, у негроидной – белый. Объяснять это характером экономичесеких отношений – до такого мог додуматься разве что Ленин, который и отнес к надстройке все внеэкономические проявления общественной жизни, ставя их в зависимость от экономики. Подобное извращение марксизма зло высмеял Г. В. Плеханов. Послушать этих людей, говорил он, окажется, что, когда Кант писал о ноуменах и феноменах, то “норовил в карман буржуазии”. Людям, которые усомнятся в научной состоятельности учения Маркса о базисе и надстройке, я посоветовал бы обратиться к тому частоколу юридических норм, которыми нынешние хозяева России огородили уворованную ими у народа собственность и власть, какие силы привлекли для их защиты.
Может кто-то думает, что замена милиции на полицию не содержит в себе никакого политического смысла и носит чисто формальный характер? Может быть внесение изменений в так называемый закон об так называемом “экстремизме” преследует всего лишь интересы русской стилистики? Ошибаетесь, эти временщики намерены устроиться, как сказал бы Владимир Ильич, “всерьез и надолго”, создавая юридическую и политическую надстройку.
Не хлебом единым жив человек. И Маркс это знал не хуже, чем вчерашние его малограмотные апологеты, а ныне - такие же хулители. Общественное бытие человека, конечно же, не сводится к одной экономике, оно несоизмеримо богаче и многообразнее. И определяется множеством факторов, лишь одним из которых является фактор экономический. Но именно он в главном и существенном характеризует специфику общества как материальной системы. Животные довольствуются тем, что дает им первозданная природа. Человек довольствоваться этим не может. Чтобы сохранить себя как вид и род он должен преобразовать ее в соответствии со своими исторически возрастающими потребностями. Вот вам и весь “экономический материализм” Маркса. Спорить с ним, значить уподобляться тем щедринским генералам, которые были убеждены, что французские булки растут на деревьях.
Обратимся к концепции социализма Маркса. Она органически вытекает из его социологической теории, но ей не тождественна. Развитие общества, по Марксу, осуществляется, как было уже сказано, путем смены общественно-экономических формаций. Развив все заложенные в ней потенции, общественно-экономическая формация теряет свою “разумность”, уступая место другой. Этот переход и есть социальная революция, т. е. коренная ломка старой системы экономических отношений и порожденной ими надстройки и замена их новыми. При этом Маркс строго различает революцию как замену одной системы общественных отношений на другую и форму, в которой эта смена может произойти. Он, к примеру, вполне допускал возможность перехода России к социализму мирным путем через крестьянскую общину. Ленин – этот фанатик власти – и тут “творчески развил марксизм”, определив в качестве “основного вопроса” социальной революции “вопрос о власти”, выдав тем самым средство за цель.
Социальная революция происходит не потому, что этого кому-то хочется. Она порождается внутренней логикой самого общественного производства, его противоречиями и потребностями дальнейшего развития. “На известной ступени своего развития, - говорит Маркс, - материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями… Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции” (там же). Социалистическая революция, таким образом, как это ни покажется странным прагматичному уму буржуазного идеолога, порождается не пожеланиями людей, а противоречиями самого общественного производства и совершается не в интересах пролетариата (это – частное и вторичное), а прежде всего в интересах дальнейшего развития производства, диктуется потребностями общественного выживания и социального прогресса.
Бушующий ныне в мире глобальный экономический (и не только экономический) кризис со всей очевидностью демонстрирует глубину и эвристическую плодотворность социологической доктрины марксизма. Сегодня каждому, хоть что-то смыслящему в аналитике человеу ясно: противоречия, которыми обременено современное общество, не могут быть разрешены в рамках доминирующей ныне в мире системы общественных отношений. Поэтому человечество уже сегодня стоит перед жесткой альтернативой: либо сменить форму своей организации, либо уйти в небытие. Третьего тут не дано, как бы ни кучковались “мировые лидеры” – “восьмерками” или “двадцатками”, в чем бы ни кучковались – “в галстуках” или “без галстука”, в штанах или в набедренных повязках. Меры, ими принимаемые, лично у меня вызывают ассоциацию с тем эскулапом, который пытался лечить сифилитика, смазывая сифилистическую сыпь бриллиантовой зеленью.
На основании этого открытого им закона общественного развития Маркс сделал вывод: социализм – не выдумка мечтателей, а та форма общественной организации, которая неизбежно придет на смену капитализму. В рамках капиталистической частной собственности на средства производства экономика дальше развиваться не может. Почему не может и в чем принципиальное отличие социалистической экономики от капиталистической? Социалистическая экономика ориентирована на потребности и интересы общества, капиталистическая – на интересы отдельного предпринимателя.
Целью социалистической экономики является, как неуклюже было сформулировано в советских учебниках, “удовлетворение постоянно растущих нужд трудящихся”, целью капиталистической – прибыль. Идеал капиталистической экономики (который, кстати, заложен и в экономической программе, разработанной кремлевской интеллектуальной жакерией для президента Медведева) можно сформулировать так: отдельный потребитель определяет экономическую политику, “невидимая рука рынка” - потрошит его карман.
Ту же мысль без метафор можно было бы выразить так: бизнес пойдет туда, где выше норма прибыли. Торговля ли это человеческими органами или наркотиками, женскими телами или национальными интересами – бизнесу до всего этого дела нет. Есть спрос – будет предложение. А дальше – хоть трава не расти. Поэтому он и требует полного невмешательство в его деятельность государства. Бизнес по внутренней своей природе, по самой своей сущности асоциален, безроден и бесчеловечен. В этом смысле идеология марксизма, если хотите, носит не классовый, а общечеловеческий, цивилизационный характер. И в этом своем содержании она может и должна быть взята на вооружение национал-социализмом.
В то же время концепция социализма Маркса содержит ряд положений, неприемлемых как с теоретической точки зрения, так и с точки зрения реальной политики и национальных интересов. Да, социализм – это общая судьба человечества, альтернативы ему нет. Но отсюда вовсе не следует, что его приход приведет к унификации мирового сообщества, превращению его в нечто аморфное, в некую лишенную структуры социомассу, как это следует из концепции Маркса. Общее не существует вне единичного и отдельного, и унификация так же смертельна для человечества, как и его атомизация. Природа не терпит не только пустоты, она не терпит и единообразия. Поэтому социализм, во-первых, вряд ли утвердится во всех странах более или менее одновременно, во-вторых, с неизбежностью выступит в национальных формах. Мировая социалистическая революция, о которой говорил Маркс и которую пытались осуществить практически Троцкий с Лениным, - блеф. Кстати, современный глобализм и мировой коммунизм - это близнецы-братья, порожденные одной и той же теоретической матушкой, т.е. имеющие один и тот же гносеологический источник.
Линейность исторического процесса – ахиллесова пята социологической теории Маркса, поэтому его формационный подход к обществу должен быть скорректирован цивилизационным. Даже если брать одно только материальное производство, то и оно, будучи подчинено универсальным законам, несет на себе печать специфики, определяемой целым рядом факторов. И род занятий населения, и орудия труда, и средства производства – все это существенно зависит от тех природных и иных условий, в которых живет человек. В Заполярье не выращивают пшеницу, а в степях Причерноморья не занимаются моржовым и тюленьим промыслами; добывающая промышленность развита почему-то на Урале и в Сибири, а не на Смоленщине; Исландия не экспортирует цитрусовые, а Бразилия не ввозит в страну кофе. Капитализм США не похож на капитализм Японии. Теперь уже очевидно всем, кроме наших русскоязычных либерал-реформаторов, что менталитет русского человека вообще не приемлет западную модель экономики. Это только мудрецы из МВФ и других мировых финансово-ростовщических контор думают, что экономику всех стран можно подстричь под одну гребенку. Но если нельзя унифицировать даже экономику, то что говорить о других сферах общественной жизни?
Линейность исторического процесса в концепции Маркса существенно сказалась на решении и иных социологических проблем, в частности, государства и нации. Марксизм справедливо связывает возникновение государства с разделением труда и основанной на нем структуризацией общества. Но эту структуризацию он почему-то сводит к возникновению классов, а общественные противоречия – к классовым противоречиям. Согласно марксизму, с появлением частной собственности общество поляризуется на класс имущих и класс неимущих, возникает возможность эксплуатации одним классом другого. Дабы эта возможность перешла в действительность потребовался особый орган, который узаконил бы “право имущего класса на эксплуатацию неимущих и господство первого над вторым. И такое учреждение явилось. Было изобретено государство” (там же, т. 2, с.163). Государство, таким образом, - это продукт классовых противоречий, орудие, с помощью которого один класс навязывает свою волю всему обществу. Вместе с исчезновением классов исчезнет и государство, уступив место общественному самоуправлению.
Такая редукция не согласуется с историческими фактами. Структуризация общества началась раньше возникновения классов и не исчерпывается классовой структурой. Соответственно, и общественные противоречия нельзя сводить лишь к классовым противоречиям – они несоизмеримо богаче и разнообразнее. Но если все это так, то, видимо, и государство возникло раньше возникновения классов и является продуктом не только классовых противоречий. И его судьба отнюдь не привязана жестко к судьбе классов.
Но марксизм допускает еще более серьезную ошибку: он отождествляет государство как особую форму самоорганизации общества с формируемыми обществом органами управления государства. И это отождествление имеет далеко идущие политические последствия. Впрочем, эту ошибку он делит со всем современным обществоведением – социологией, теорией государства и права, политологией. Дань ей отдал и национал-социализм, дебатируя теоретически нелепую дилемму: чему отдать приоритет – интересам государства или интересам нации. Вопрос этот был специально рассмотрен мной в работах “Государство и государственная власть”, “Государство и нация”, к которым и отсылаю заинтересованного читателя.
Здесь же в порядке резюме отмечу: государство не является классовым явлением. Истина состоит в том, что эксплуататорские классы использовали и используют государственную организацию общества в своих классовых интересах, извращая в этих целях и истинную природу государства. А это далеко не одно и то же. Нельзя отождествлять сущность явления с его функциями. Твеновский герой колол грецкие орехи большой королевской печатью. Но отсюда не следует, что именно в этом сущность большой королевской печати. Государство – не вчерашний день истории, как считали классики марксизма и что пытаются внушить человечеству идеологи глобализма. Напротив, это та форма организации, в которой современной общество только и может существовать. И задача национал-социализма состоит в том, чтобы, очистив от извращений и искажений, воссоздать государство таким, каким ему и надлежит быть: демократической формой политической самоорганизации общества.
Как следствие извращенного представления о государстве является и извращенная трактовка марксизмом нации и национального вопроса. Я не устаю повторять (хотя, увы, без особого успеха), элементарное требование традиционной логики: если вы хотите дать представление о каком-либо явлении, укажите лишь на такие его признаки, которые свойственны только данному явлению и никакому другому. Тем самым вы вскроете сущность данного явления и отличите его от любого другого явления.
В какой мере те признаки, которыми марксизм наделяет нацию, отвечают этому требованию? В числе этих признаков он называет: общность территории, общность экономической жизни, общность языка, общность психического склада. И все эти признаки действительно существенны для нации. Вопрос в том, являются ли они определяющими, т. е. присущими только ей? Увы, всеми этими признаками обладает уже первобытная орда, не говоря уже о племени и роде. Более того, ими обладают даже социальные животные. Каждый львинный прайд, стая волков, клан гиен и т. д. имеют свою территорию, которую они защищают не менее жестко, чем это делают люди. Правда, территория эта не ограждена пограничными столбами – животные метят ее иным способом (что, видимо, и смутило Энгельса). Но это не меняет сути дела.
“Общность экономической жизни” также свойственна животным – охотяться они, как правило, не в одиночку, а прайдом, стаей, кланом. Есть у них и “общность языка” – так называемые паралингвистические языки, с помощью которых они общаются между собой. И это естественно: общность не может существовать без средств коммуникации. Ничего не могу сказать относительно “психического склада” – не зоопсихолог. Но даже на основе чисто эмпирического опыта можно заключить, что по своему “психическому складу” львы отличаются от зебр, а гиены от антилоп.
Таким образом, в указанных марксизмом признаках нет ни одного такого, который составлял бы сущностную характеристику нации. Если бы марксизм не отождествлял государство с органами его управления, если бы он видел в государстве особую форму организации самого общества, он пришел бы к единственно возможному выводу: искомой сущностной характеристикой нации является то, что это форма государственной общности. Иными словами, государство покоится не на территориальной, не на экономической (хотя эти признаки и весьма существенны для нее), а на этнической основе. Нация – это и есть самоорганизовавшийся в государство этнос. В этом ее сущность, в этом ее качественное отличие от любых иных форм человеческих общностей, в том числе от рода и племени.
Нации существуют и могут существовать только в государственной форме, а государства – только как национальные государства. Если бы марксизм понял все это, ему не пришлось бы насиловать исторические факты. Например. Энгельс, говоря о государстве, утверждает, что здесь деление людей по кровно-родственному признаку уступает место территориальному делению. Но ведь это не соответствует реальной истории. Она, эта история, напротив, свидетельствует, что государства возникают первоначально как национальные государства, формируясь на основе племен и союзов племен, т. е общностей, повязанных кровным родством. И лишь затем некоторые из них превращаются в империи вследствие покорения других народов. Но и в этом случае они продолжают сохраняться как национальные, поскольку государствообразующей в них остается имперская (властвующая) нация.
Конечно, почти во всех современных государствах проживают люди разных этнических групп. Но это отнюдь не делает эти государства “многонациональными”. Почему забили тревогу французы, немцы, англичане? Да потому что идиотская иммиграционная политика властей поставила и французов и немцев, и англичан перед реальной перспективой потерять свою национальную самоидентификацию, а вместе с ней и свою государственность. Любой человек, прибывший в чужую страну, должен знать, что живет он в национальном государстве того или иного народа и не пытаться навязывать этому государствообразующему народу свои нормы поведения. А то ведь может случиться и так, что какая-нибудь диаспора “афромосквичей”, ссылаясь на свои исторические традиции и “права человека”, забьёт на ужин себе Валерию Новодворскую – и что станется тогда с “суверенной демократией” России? Кто будет защищать либеральные ценности, невмешательство государственной власти в суверенное право личности следовать своему данному природой инстинкту и своим благоприобретенным цивилизационным наклонностям?
В заключение возвращусь к экономике, поскольку некоторые аспекты этой проблемы порождают недоразумения. В частности, остается неясным, каково отношение национал-социализма к частной собственности? На мой взгляд, сама частная собственность как таковая не составляет для национал-социализма проблемы. Проблемной она является лишь постольку, поскольку:
а) не соответствует современному уровню развития производительных сил общества, являясь тормозом на пути экономического прогресса;.
б) культивирует космополитизм и духовную деградацию;
в) является источником эксплуатации и инкубатором для выращивания социальных паразитов.
Во всем остальном национал-социализм вполне совместим с существованием частной собственности, предоставляя возможность каждому человеку реализовать себя в любой форме хозяйственной деятельности. Поэтому его отношение к предпринимательству и предпринимателям вполне лояльное.
Ликвидируя классы (а принадлежать к господствующему классу – это не только иметь в частном владении собственность, но и использовать ее как источник нетрудовых доходов, т.е. превращать в средство эксплуатации чужого труда), национал-социализм не ставит перед собой нелепой задачи ликвидировать разделение труда и, следовательно, социальную структуру общества. Если человек не отличает звука гобоя от паровозного гудка, бессмысленно предлагать ему дирижерскую палочку. То есть, уничтожая классы, он не стремиться превратить общество в бесформенный социальный бульон, вроде Океана из “Соляриса” Станислава Лема.
Процесс социализации национал-социализм рассматривает в неразрывной связи с гуманизацией, видя в них противоречивые стороны единого процесса формирования личности, создавая условия для каждого человека реализовать все заложенные в нем потенции на благо своей нации и своего государства, точнее – своего государства-нации. Ибо нет интересов общества вне интересов личности, и нет интересов личности вне интересов общества. В оторванности друг от друга это не более чем логические абстракции.
