Валентин Леонидович АКУЛОВ (1936 - 2012) — идеолог русского национального социализма, специалист по онтологии, теории познания и методологии науки, философии государства и права, эстетике. Персональный сайт — http://akulov.ucoz.ru
«В последнее время, пишет В.Н.Тростников в статье, помещенной в № 13-14 «Тверского Собора», - некоторые люди, считающие себя истинно православными, и даже отдельные священники с жаром настаивают на причислении царя Иоанна Грозного к лику святых». Причем, согласно паническому заверению В.Н.Тростникова, «это ни с чем не сообразное, безграмотное и с исторической, и с богословской точек зрения требование стало идеологией движения, которое по всем признакам является новой сектой, зародившейся в Русской Православной Церкви» («Тверской Собор», 2007, № 13-14).
Я отношу себя к числу этих «некоторых людей». Правда, я не настаиваю на причислении Иоанна Грозного к лику святых. Однако являюсь принципиальным сторонником того, чтобы убрать, наконец, те горы мусора, которые навалила на могилу истинно православного русского царя либерально-космополитическая российская историография. К сожалению, не только при попустительстве, но и при прямом участии некоторых иерархов Православной Церкви. И если г-н Тростников считает требование канонизации Иоанна Грозного «безграмотным и с исторической, и с богословской точек зрения», то у меня есть, в свою очередь, требование к самому г-ну Тростникову: столь жесткое и бескомпромиссное экспертное заключение необходимо хоть как-то аргументировать. Ведь крепость выражений и сила аргументов – это не одно и то же. Вместе с тем, вся аргументация автора по сути свелась к двум фактам политической биографии Иоанна: проиграл-де Ливонскую войну и не извел окончательно боярскую крамолу. Согласитесь, сила удара совершенно не соразмерна с величиной замаха. К тому же, если предъявленные аргументы еще как-то тянут на «историческую точку зрения», то уж к «богословской точке зрения» не имеют решительно никакого отношения.
Где то мерило, с помощью которого можно было бы определить роль политического деятеля в истории своего государства? Таким мерилом прежде всего является то, верно ли определены им реальные потребности дальнейшего развития страны и средства, ведущие к реализации этих потребностей. Тот неоспоримый факт, что Россия пошла по пути, проложенному Иоанном (прорыв геополитической блокады с выходом к Балтийскому и Черному морям, укрепление централизованной царской власти), свидетельствует о том, что вектор исторического развития России был определен Иоанном абсолютно точно. Верно были избраны и средства, которые в сложившихся на то время конкретно-исторических условиях могли привести к реализации политических целей, которые были поставлены перед Иоанном. Этого также не может не признать любой историк, если он, конечно, руководствуется научной методологией исторического исследования, а не превращает историю в то, что древние называли доксографией. Иоанн проиграл Ливонскую войну и не сломал окончательно хребет боярству. Следовательно, умозаключает В.Н.Тростников, «его заслуги как государственного строителя равны нулю, если не отрицательны». Следуя этой удивительной логике, можно было бы и жертву Спасителя нашего Иисуса Христа считать напрасной. На том основании, что те, к кому он обращался, не только не признали в нем Мессию, Сына Божьего, но даже предали мучительной смерти. Прости, Господи, за это невольное богохульство. Реальная история – не мостовая Невского проспекта, как справедливо заметил как-то Н.Г.Чернышевский. Не вина Иоанна, что политическая ситуация в конце концов сложилась для него на Западе крайне неблагоприятно (пришлось вести войну с военной коалицией), и не заслуга Петра, к которому благоволит г-н Тростников, что Северную войну он, напротив, вел в крайне благоприятных для него политических условиях (Запад был втянут в Тридцатилетнюю войну). К тому же основной противник Иоанна, Польша, на сей раз была союзницей Петра. И не только она.
Факт примечательный: взгляды русского народа и официозной российской историографии на события отечественной истории, место в этой истории тех или иных политических деятелей радикально расходятся. Для российских историков Иоанн Грозный – деспот, палач и лицемер. Для народа русского – грозный, но богобоязненный и справедливый царь. Петр I под пером тех же историков – гениальный реформатор, мощной рукой удержавший Россию на краю пропасти, в которую она вот-вот должна была свалиться. Для русского народа - антихрист и самодур. Николай II до сих пор фигурирует в писаниях наших геродотов и фукидидов не иначе как Николай Кровавый. Для русского народа – он мученик, жертва интернационального сброда, захватившего власть в России. Сталина вот уже шесть десятилетий поливают грязью те, кто Сталину и до пупа не достает. В народной памяти он сохранился как суровый, но мудрый вождь, олицетворяющий собой Великую Победу нашу в смертельной схватке с фашизмом. Павла I, начавшего наводить порядок в том борделе, в который превратили институт царской власти «великий Петр» и не менее «великая Екатерина», русская «прогрессивная общественность» объявила сумасшедшим. Николай I, прищемивший хвост дворянству, удостоен ею звания «Палкина». Александр III, при котором «цивилизованная Европа» не посмела и чихнуть, не испросив предварительно разрешения у русского императора, произведен в алкоголики. Зато Александр I – этот фиглярствовавший перед Европой отцеубийца («правитель слабый и лукавый», по точной характеристике А.С.Пушкина), одаривший по щедрости своей широкой либеральной души Финляндию частью исконно русской территории, пожалован титулом Благословенный, Александр II, пролитаризировавший русское крестьянство, превративший в босяков десятки тысяч вчерашних тружеников, спустивший за бесценок Аляску (деньги, кстати, так и не были получены, поскольку утонули во время перевозки), наречен Освободителем.
Так пишется история Государства Российского.
Почему? В чем причина этой полярности - взглядов на собственную историю русского народа и российской историографии? А причина в том, что российская историография живописует эту историю с позиций тех или иных социальных групп (дворянства, купечества, государственной бюрократии), а русский мужик подходит к этой истории с позиций национально-государственных интересов России. Российская «прогрессивная общественность», выразителем взглядов которой и является исторический официоз, смотрит на государственную власть глазами впавшего в фарисейскую ересь Запада, русский мужик – глазами православного человека. Это мы и попытаемся далее показать.
Так называемая религиозная философия много усилий приложила к тому, чтобы совместить идею свободы человека с идеей всемогущества Бога, придав проблеме форму дилеммы: либо всемогущество Бога, либо свобода человека. Если человек обладает свободой воли, то Бог не всемогущ, ибо свобода воли человека есть ограничение всемогущества Бога. Если же не обладает, если земная жизнь человека всецело предопределена Богом, то он не может нести и ответственности за свои поступки. Понятие человеческой греховности теряет всякий смысл. Однако эта дилемма основана на недоразумении. Суть недоразумения заключается в том, что мыслящие так не человека мыслят по образу и подобию Божиему, а, напротив, Бога по образу и подобию человека. Свобода воли — это сугубо человеческий атрибут и в качестве такового она относительна. Относительность свободы воли выражается в том, что она всегда сопряжена с возможностью и необходимостью выбора. Но перед какой необходимостью выбора может стоять всемогущий Бог? Альтернативность выбора, без которой немыслима никакая свобода, несовместима с всемогуществом Бога. Свобода воли человека — не альтернатива всемогуществу Бога, а производное от Божиего всемогущества.
Отпав от Царства Божиего, антихрист обрел власть. Как противовес этой власти антихриста Бог дарует власть и монарху как своему избраннику на земле, а всем людям — свободу воли, т.е. свободу выбора между Ним и дьяволом. Вознося молитву своему Отцу Небесному, православный человек просит: «да будет воля Твоя на земле, как на небе». Эту волю Бога на земле через дарованную Богом власть и осуществляет монарх — Помазанник Божий. Бог есть Альфа и Омега, творец всего сущего, и все тварное в Его воле. Он все знает, все предвидит, ибо пребывает в вечности — нет для него ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Но из всего этого никак не следует, как это иногда понимают, что любой волос с головы человека падает не иначе, как по воле Бога. Такой фатализм не только не вытекает из христианского вероучения, он просто не совместим с ним. Напротив, даровав человеку свободу воли, Господь предоставил ему возможность распоряжаться не только своими волосами, но и самой жизнью. Во что обратит человек эту дарованную Богом свободу — во зло или добро — зависит только от человека. Выберет путь добра, будет жить по Закону Божиему — обретет Царствие Небесное; изберет путь зла, станет исполнять похоти дьявола — обречет себя на муки в преисподней.
Может возникнуть вопрос: нет ли противоречия в том, что всемилостивейший Господь дарует монарху власть, ограничивающую свободу человека? Поверхностный ум, склонный мерить промысел Божий мерками человеческими, несомненно, обнаружит здесь неразрешимое противоречие. И уподобится фарисеям, усмотревшим в богоизбранности еврейского народа право помыкать другими народами. Власть монарха в ее истинно христианском, православном, понимании — это не ограничение свободы человека, а Божия благодать людям. Слаб человек перед властью дьявола. Дабы противостоять этой власти, Бог дарует власть монарху как своему избраннику. Дарует не как право насилия над людьми, а как особую милость служения людям. Ибо ведь и «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Лк. 10, 45). Власть монарха — это не только Божия благодать, но и бремя, если только Божия благодать может быть бременем. Ведь монарх тоже человек. И как человек он тоже обладает свободой воли. Эта свобода воли, будучи помножена на дарованную Богом власть, ставит монарха в особое положение. Он ответственен перед Богом не только за свою личную судьбу, но и за судьбы подвластного ему народа. Во что он употребит эту власть? Будет ли она споспешествовать людям в их противостоянии искушениям дьявола или, напротив, преумножит его власть? Послужит ли спасению людей или их падению? Организует ли монарх жизнь вверенного ему народа по Закону Божиему или по наущению дьявола — в его власти. Но за эту власть ему держать ответ перед Богом. В свете сказанного и могут быть, кстати, поняты метания Иоанна Грозного, которые г-н Тростников квалифицирует как истерику.
 |
| РУССКИЙ ЦАРСКИЙ ПОБЕДНЫЙ МАРШ |
Государственная власть в России и формировалась в соответствии с христианским вероучением. Этой особенности русской государственности не в состоянии были понять ни западные интеллектуалы, ни отечественная «прогрессивная общественность», вскормленная масонским суемудрием вольтеров и дидеротов. Они мерили русскую монархическую власть мерками западноевропейского абсолютизма, с которым она не имела ничего общего. Абсолютизм в том виде, в каком он утвердился на Западе, и самодержавие, как оно существовало в России, имеют лишь внешнее сходство — и в том, и в другом случае это власть монархическая. В глубинной же своей сути они не только не тождественны, но прямо противоположны. Монархическая власть в Западной Европе явилась результатом сговора феодальной верхушки и была ограничена условиями этого сговора. Монарх был всего лишь первым среди равных. Поэтому западный абсолютизм конституировался в процессе длительной борьбы монархической власти с феодальной аристократией и католической церковью. Ничего подобного в России не было. Русская монархическая власть изначально была абсолютной в том смысле, что не была ограничена никакими «условиями». В акте миропомазания царь присягал пред лицем Бога служить миру. И мир пред лицем Бога присягал на верность своему царю. Царь и мир были повязаны, таким образом, сакральной связью. т.е. связью духовной, основанной не на сиюминутном корыстном интересе, а на взаимном служении Отцу Небесному, исполнении Его Закона. Но она не была абсолютной в обывательском понимании. Ибо что такое абсолютная власть в обывательском ее понимании? Это власть ни от кого не зависимая, а следовательно, не зависимая и от Бога. Но такая власть есть власть бесовская, в какой бы форме она ни выступала — единоличной или коллективной. Русские самодержцы всегда помнили и глубоко осознавали слова Вседержителя: «Сердце царя в руках Господа... Он направляет его» (Притч. 21, 1). Западный абсолютизм был взращен на внушенном фарисеям дьяволом понимании Божиего избранничества как привилегии властвовать над людьми. Это дьявольско-фарисейское понимание пустило такие глубокие корни, что легло в основу всей западноевропейской цивилизации. Сегодня оно выступает в форме особого права «цивилизованного общества» диктовать свою волю всему миру, силой навязывать свои жизненные стандарты — в экономике, политике, культуре. Русское самодержавие было основано на ортодоксально-христианском понимании Божиего избранничества как долга служения людям. Именно так понимали свое призвание и Иоанн Грозный, и Павел I. и Николай I, и Александр III, и царственный страстетерпец Николай II. Такую власть, т.е. власть, понимаемую как служение, нет необходимости ограничивать, ибо служение не может быть избыточным. Не нуждается она и в конституции, ибо нет и быть не может выше и справедливее закона, нежели Закон Божий, исполнять который и поставлен монарх. Государственная власть, таким образом, божественна по своей сути (даруется Господом), соборна по своему земному проявлению (воплощает коллективную волю церковного народа), монархическая по форме (носителем власти является монарх). Это триединство государственной власти и было воплощено в идеологии Государства Российского: Православие, Самодержавие, Народность.
Много вздора было наговорено и продолжает говориться по поводу деспотической власти русского царя и рабского положения человека в царской России. Да, власть русского царя была самодержавной, но она не была деспотической. Да, русская монархия была неограниченной, но в каком смысле? В том и только в том, что она не была ограничена своеволием и произволом аристократической верхушки. И когда эта верхушка при избрании на престол Михаила Романова попыталась ограничить власть царя, Земский Собор не позволил ей это сделать. Такая же попытка при избрании Бориса Годунова имела тот же результат. Русский человек хорошо понимал, что царь — Помазанник Божий, а не марионетка. И призван на царство, чтобы служить миру, а не ублажать своекорыстие людей, одержимых похотью власти и богатства. К сожалению, этого не произошло в начале ХХ века, когда русский народ позволил милюковско-гучковской сволочи ограничить власть царя. Кровавую жатву того, что посеял, он и пожал. Продолжает пожинать и поныне… Да, русский крестьянин был прикреплен к земле. Но он не был ни рабом, ни холопом. И у владельца земли, и у ее работника был один державный хозяин — Православный Русский Царь. И каждый из них на своем месте нес Государеву службу. А в лице Государя — службу Земле Русской. Как, впрочем, и царь нес свою службу миру.
В качестве примера деспотизма русских царей как раз и приводят царствование Иоанна Грозного. Да, Иоанн Васильевич рубил головы тем, кто мечтал обустроить Русь на манер «польского хозяйства». Вынужден был рубить — слишком дорогую цену заплатила Русская земля за княжеские междоусобицы. И, как показало Смутное время, мало рубил. Однако западные и доморощенные — прошлые и нынешние — старатели на ниве «прав человека» почему-то умалчивают о том, что все «зверства» Иоанна Грозного не идут ни в какое сравнение с той вакханалией насилия, которая свирепствовала в это же время в Западной Европе. Это, во-первых. Во-вторых, беда западных любомудров и их российских эпигонов заключается в том, что, не понимая сути противостояния Иоанна Грозного и его противников, они смотрели и продолжают смотреть на него глазами обывателя, т.е. все дело сводили и сводят к личным взаимоотношениям царя и бояр. Хотя достаточно сколько-нибудь внимательно вчитаться в переписку царя с Курбским, чтобы понять: речь шла о куда более серьезной вещи — столкнулись два несовместимых взгляда на природу власти. Иоанн исповедует христианскую идею царской власти. Его противники — дьявольски-фарисейскую, взятую напрокат у католической Польши. Спор, таким образом, носил не юридический, а вероисповедальный характер. От его решения, от того, кто победит в этом противостоянии, зависела не судьба Иоанна и не судьба его противников. На карту была поставлена судьба России. Отсюда — и жесткость, и бескомпромиссность.
Как уже было отмечено, власть монарха в ее ортодоксально-христианском понимании неделима, неотчуждаема и в этом смысле абсолютна. При всем своем желании монарх не может «поделиться» властью, не может быть она и кем-то или чем-то ограничена (соглашением, конституцией и т.д.). Вот эту православную идею власти и защищал Иоанн Грозный. Будучи православным человеком и русским царем, иначе поступить он просто не мог. Это означало бы тягчайший грех перед Богом и было бы нарушением священного долга перед миром (народом). То есть, поступи Иоанн иначе, пойди на уступки боярству, он поставил бы себя тем самым вне Церкви Христовой. Реализуйся мечта курбских, Россию постигла бы судьба Польши, которая служила для наших курбских образцом. Положение исправил русский мужик, решительно вставший на сторону Иоанна. В этом же контексте следует рассматривать и конфронтацию с Филиппом. К сожалению, устами Филиппа слишком часто говорил не иерарх Церкви, а боярин Колычев.
Начало превращения свободного русского человека в «крещенную собственность» было положено Петром I. Завершено «матушкой Екатериной», раздарившей своим фаворитам за альковные услуги сотни тысяч русских крестьян — великороссов, белороссов, малороссов. За что и Петр и Екатерина удостоены либеральной интеллигенцией — этой защитницей всех и всяческих свобод — звания «великих». Не западную технику и технологию завез Петр в Россию, как о том трубили и продолжают трубить«птенцы его апологеты.. «Прорубив окно в Европу», он впустил на Святую Русь дух безверия, ереси и масонства. Так называемые «передовые люди России» бросились в прорубленное Петром «окно» набираться ума-разума на немецких курортах, в парижских салонах, в казино Монте-Карло. Это они, «передовые люди», сдирая с мужика последние портки, просаживали на Западе миллионы полновесных русских рублей, развивая промышленность Германии, Франции, Италии. Это они, набравшись масонской премудрости, грызли и точили, подобно крысам и червям, русский государственный корабль. Все примерялись: во что обрядить русскую государственность – во французский фрак или в английский смокинг. После себя Петр оставил до конца обнищавшую и – что самое страшное – совершенно бесхозную страну, поскольку за множеством немецких забот, до которых России не было решительно никакого дела, не удосужился составить завещание. Рассевшись на ее развалинах, как киплинговские Бандер-Логи на руинах индийского храма, «птенцы гнезда Петрова», по словам историка В.О. .Ключевского, «принялись торговать Россией, как своей добычей». Ну точь- в-точь как «птенцы» другого «великого реформатора» - Б.Ельцина.
Воспитанный Кукуйской слободой, Петр был чужд духу православной России. Поэтому свою реформаторскую деятельность, а точнее — разрушение уклада русской национальной жизни, и начал с ревизии традиций русской государственности. Именно Петр ввел в России абсолютизм в его западном понимании, действуя по принципу: что хочу, то и ворочу. Захотел устроить молодой супруге свадебное путешествие на Прут — и устроил. В какую цену обошлась русскому народу эта прихоть царя — известно. Речь, конечно, не о драгоценностях новобрачной, которыми пришлось пожертвовать, чтобы ублажить турецких чиновников. Речь о моральном и политическом ущербе, понесенном Россией. Захотел изменить порядок престолонаследия — и изменил. Эта новация «великого реформатора» и позволила усадить на русский престол под именем Екатерины I чухонскую блудницу, подобранную Петром в солдатском обозе и нареченную женой, а далее вообще передать царскую корону гвардейской казарме. Эти игрища с короной русского царя были пресечены только Павлом I, за что последний и поплатился головой. Захотел упразднить патриаршество — и упразднил, образовав вместо него так называемый Священнейший Правительствующий Синод — нечто вроде министерства по делам православия. Новация эта и аукнулась в 1917 году, когда эта чиновничья контора богохульно предала царя, освятив именем Церкви Христовой власть масонского Временного правительства. Забыли иерархи завет Господа: «Не прикасайтесь к помазанникам Моим» (Пс. 104, 15).
В статье В.Н.Тростников говорит об оценке Иоанна Грозного Сталиным. Сталин отнюдь не случайно обратился к этой исторической фигуре. Нелепым было бы, конечно, проводить параллель между Иоанном Грозным и Иосифом Сталиным. Сталин – не Помазанник Божий, а его противники – не бояре. Однако его обращение «Братья и сестры», столь дикое в устах большевика, восстановление патриаршества, открытие духовных учебных заведений - все это не одна только дань политическому моменту. Какой-то душевный перелом на излете жизни в Сталине, несомненно, произошел. Во всяком случае христианскую идею власти он, бывший семинарист, знал. Знал и другое: что русский человек смотрит на государственную власть сквозь призму загнанной внутрь, но так и не вызженной атеистической пропагандой Православной Веры. Что и доказал еще раз в Отечественную войну 1941-1945 гг. Он шел в бой за Родину, за Сталина, как раньше шел за Веру, Царя и Отечество. «За партию и ее ленинский Центральный Комитет» - такой клич над окопами не звучал. А это значит, что в Сталине русский солдат видел не Генерального секретаря ВКП (б), а вождя. Сталин это знал и не мог не учитывать.
Противники Сталина, конечно, не бояре. Но то, что после захвата власти в России картавая «ленинская гвардия» ощутила себя именно боярами, - факт, который невозможно оспорить. Ленин, который, в общем-то, не был силен в русском языке, нашел, однако, для этого настроения своих «гвардейцев» очень точные слова, достойные быть выбитыми на его мавзолее: мы Россию завоевали, теперь надо научиться Россией управлять. Они и готовились управлять Россией. Сталин не позволил. Правда, для этого ему, как и Иоанну Грозному, пришлось прибегнуть к мерам неординарным. Но, как показала русская смута Х1У века и перестройка века ХХ, меры эти были вызваны крайней государственной необходимостью. Если история и может предъявить счет Грозному и Сталину, то не за жестокость, а, наоборот, за недостаточную решительность. Поведи они дело более решительно, не было бы, скорее всего, на Руси ни Смутного времени, ни хрущевской «оттепели», ни порожденного ею ублюдка – горбачевской «перестройки». И не пришлось бы русскому человеку расплачиваться за эту нерешительность своими жизнями – сотнями тысяч, которые он заплатил в Смутное время, и миллионами, которыми расплачивается сегодня.
