Как придет февраль, злой незваный гость,
Как придет беда, иль тоска заест,
Не копи добро, собери все в горсть,
Да ищи под настом путь из этих мест.
Подо льдом услышь, что речет река.
То текучей тканью в Беловодье путь
Самобранкой катится издалека,
За леса да горы, за Весь да Чудь.
Филигранью-кружевом вьет тропа.
Здесь не знает границы разбойный люд.
Только броды ведает голытьба,
Только в тайне тебя к воле выведут.
Лишь по бездорожью дойдешь туда,
Лишь раздав-промотав все по кабакам.
Там, где из-под глыб глаголит руда,
Где скиты да остроги по берегам.
Без греха, без гроша пой-гуляй душа,
Лей за край, вдохни да нырни до дна.
Оттолкнись, взлетай, от дали не дыша.
Отомкнешь свое сердце – а там она.
Принимай венец,
Отворяй ларец.
А там тьма темна,
Явь ясна,
Голубиная глубина,
Там – она!
Бесприданница Русь, беззаконница
Синеглазая –
знаю силу твоих очей!
Ищет веры в поле злая конница
Ветром-зовом пронзая темь твоих ночей.
Налилась луна, воет воинство,
А на том краю ржет-рычит орда.
А как солнце взойдет, ему поклонятся,
Да побратаются – не разлей вода.
Ну а ты знай ступай дале во поле.
Видно долгой дорогой карта выпала
В потаенной таежной Сибирь-земле
По стремнинам рек до моря-стекла.
Семь железных сапог истоптать до дыр,
Семь железных хлебов изглодать до крох,
Семь небес синевой омывают мир,
Семь чудес тебе явятся, дай-то Бог.
Мерить версты вверх до Рая-Ирия.
Вертоград в заоконных узорах зим.
Белоснежная ты моя Сирия,
Вьюжный град мой северный Ерусалим.
*Сны войны*Я один. Все ушли на арктический фронт, добровольно.
Опустевший вокзал, рельсы, обледеневший перрон.
Я один, я спокоен. Я понял, и больше не больно.
Тихо-тихо по трубам – газ с названием «Антициклон».
Трупы отдали честь, их не счесть, они сраму не имут
Им не снятся кошмары, они выполняли приказ.
Трибунал не пошлет их на нары, с них даже погоны не снимут.
Барабаны, фанфары, сотни мертвых и ласковых глаз.
Я нашел выключатель. Стал свет, и вошел Аватара.
Он не царь и не бог, не барон, не маркиз и не граф,
В его белой руке пистолет, а в очах отраженье пожара.
Он – очаг возгоранья, и возможно он в чем-то неправ.
A la guerre comme a la… и напишет один парижанин
Сочиненье о том, как провел свое лето в аду.
Кровь не примет земля. Здесь зима, волки und Partisanen.
Танки вязнут в сугробах, мысли тонут в похмельном бреду.
Я не помню, когда, и кто выдумал это виденье.
Этот бар «Элефант», старый Генрих в нелепом пенсне.
- Коньяку, лейтенант! – Всем воздастся за все прегрешенья
- Если бог о нас вспомнит. - Да полно, мы с вами во сне.
На арктическом фронте затишье. Раздали медали,
Фердинанда убили, сидим, как у Кафки в гостях,
Белокурые бестии с нервами крупповской стали
Белокрылые птицы с черным солнцем в железных когтях.
Здесь воронки от бомб и культура полей погребений.
Здесь из труб черный дым и руины, свинец и иприт.
Завтра брать высоту. Так задумал наш сумрачный гений,
Чтоб ему было пусто. Но, чёрт, как же сердце болит…
Генерал смотрит в зеркало, думает: «Это и впрямь я».
Но чужое лицо за стеклом. Треск костей, чад костров.
Заключенный в кольцо, тлел осколок заветного камня.
А внутри капля яда, что убил пару сотен миров.
Паруса напряглись, веет ветер из Гипербореи,
И с Полярной звезды продиктован кратчайший маршрут.
Но в морях нет воды, ее выпили злые евреи.
Штурман вздернут на рее, а матросы в песках пропадут.
Над арктическим фронтом висит ледяное сиянье.
Артиллерия лупит, как правило, строго в зенит.
Эскимосы ушли. И присвоены новые званья
Тем, кто был послезавтра, и сегодня, и завтра убит.
И забыт. За миг до пробуждения мир как экран бел.
Отражения стерты. Мой адрес – вокзал и перрон.
Все пройдет, все пройдет – так сказал мой расчетливый ангел,
Разрезая реальность вороненым дамасским пером.
*Демиургия* Пусть Белый лес хранит свои секреты,
Жестокие и странные, как смерть.
Пусть тихий омут, топь, и тень, и твердь,
И мерный плеск ленивой летней Леты.
Пусть вересковым бархатом одеты,
Холмы лежат на сотни миль окрест.
Пусть из далеких, неизвестных мест,
Невидимою, узкою тропой
Единорог, пока еще живой,
Идет на водопой бесстрастно.
Дракон с небес пусть смотрит безучастно,
Качая коронованной главой.
Пусть горный тролль, усталый и больной,
В пещере спит, где тихо и опасно.
В листве, зеленой словно сон пророка,
Пусть затаятся змей и василиск.
Они здесь господа, но лишь до срока.
Сюда без страха, презирая риск,
Пусть рыцари придут. Пусть их ведут
На смертный бой три короля с востока.
Пусть битва будет длительно-жестока.
Пусть змей падет, издав предсмертный визг.
Пусть василиск укроется в страницах
Запретных книг о безначальном зле.
Алхимики из башни на скале
С печатью древнего огня на лицах
Пусть скроют это знание в темницах
От всех существ, живущих на земле.
Пусть под скалой, в священной Черной роще
Не спит Немейский царь. Сжимая меч,
Пусть стережет то, что готов сберечь.
Пусть явят чудеса честные мощи
В монастыре, что на Чермной горе.
И пусть сеньоры ходят в серебре,
Но камень обретет тот, кто попроще.
Пусть корабли плывут за край земли,
И пусть в портах ждут пилигримов жены.
А в замках цитадели и донжоны
Дам сердца не укроют от любви.
Пусть мореход в конце пути найдет
Блаженный остров в запредельном море.
А император с папой снова в ссоре,
И нет того, кто этот спор прервет.
Пусть осень сменит лето. В свой черед
Придет зима, за ней весна. Пусть это
Круговращенье в веки не прейдет.
Пусть раз в столетье пролетит комета,
Невнятно прорицая недород,
Повальный мор иль урожайный год,
Войну иль исполнение завета.
Народ дивится, глядючи на это,
А звездочет пусть знаки разберет.
Великие и малые светила
На небосводе пусть вершат свой путь.
Расположенье звезд укажет суть,
И скажет слово вещая сивилла.
Раскроется забытая могила,
И даст ответы нежить или жуть.
Пусть Белый лес хранит свои секреты,
И пусть их разгадает человек.
Пусть мучит на допросе целый век
Объекты, и идеи, и предметы.
Пусть человечий разум все изучит –
Червей и звезды, дух и естество…
Пусть будет всё. Ну а когда наскучит,
Махнешь рукой – и нету ничего.
