Гийом Фай: От общества потребления к органическому хозяйству

Торговое общество: сфера определения

До сих пор все либеральные, социалистические и марксистские общественные формы — вне зависимости от конкретной хозяйственной системы — роднит одно: все они привязаны к экономике. Такие общественные формы, базирующиеся исключительно на экономическом мировоззрении (как сказал Луи Повельс: "В экономике — вся их судьба"), провозглашают в конечном итоге один и тот же человеческий идеал: богатство и материальное счастье. Различают же они только ведущие к этому пути: с одной стороны — рыночное хозяйство и свободная торговля, с другой — планирование и огосударствление.
Для сущностного определения завязанного на экономике западного общества теоретики прибегают к различным выражениям, типа общество потребления, капиталистическое общество, либеральное общество. Ни одно из этих определений, однако, не удовлетворительно.
Выражение "общество потребления" стремится даже возвеличить феномен потребления как основную характеристику нашего общества, однако потребление настолько же мало определяет западное общество, как и производство.

Выражение "капиталистическое общество" вряд ли точнее: Буквально капитализм характеризует всякое индустриальное общество (американское, европейское или азиатское), аккумулирующее капитал и поднимающее рентабельность последнего.

Выражение "либеральное общество" вообще не содержит в себе содержательной стоимости, ибо относится к общественному типу, в принципе отсутствующему. Данное выражение описывает ни что иное, как всего лишь теоретическое желание.

Используемое либералами для определения коммунистической общественной формы выражение "коллективистское общество" может в равной степени быть прилагаемо как к средневековой, так и вообще доисторической общественной формации. В силу невозможности определить специфику индустриального общества посредством приведённых выше выражений, мы применим — во всяком случае, в отношении западных общественных форм — понятие "торгового общества". Если последнее также не в достаточной степени указывает на экономическую тенденцию, то тем сильнее оно подчёркивает ту экономическую гипертрофию, в результате которой в соответствующем менталитете доминирует идея торговли.

Иными словами: атрибут "торговый" ни в коем случае не указывает на экономическую структуру, но на некий коллективный смысл (или некую систему ценностей), коим определяются не только экономика, но и все без исключения институции.

Подвергать проклятию экономизм определённой общественной формации ещё далеко не значить ненавидеть экономику как таковую, — в чём изначально солидарны левые и правые радикалы. Их тезисы против прибыли, принципа рынка, банковской системы, системы найма или производственно-потребительского цикла пропагандируют посредством перегибов такие же разрушительные представления, как и экономизм. Вообще, если социалистический или марксистский антикапитализм обнаруживает свою неспособность противостоять недостаткам торговой экономической системы, и даже служит укреплению её, то это происходит из-за того, что марксистские экономические теоретики, как и нео-либералы, подчиняют экономику морали. Вместо этого мораль должна быть лишь методом и инструментом политики.

Торговое общество и меркантильное общество

Понятия "торгового общества" и "меркантильного общества" требуют взаимного различения. Они не равноценны: к примеру, Венецианская Республика или города Ганзы имели в основании своего блеска меркантильную экономическую систему, не образовывая при этом торгового общества. В равной степени каждый может обнаруживать меркантильное поведение и стремиться к прибыли, не отдаваясь при этом торговому менталитету. Предприниматели, крестьяне, художники или даже великие завоеватели могут обладать меркантильной мотивацией, но при этом оставаться чуждыми торгашескому духу.

Основной характеристикой торгового общества является суждение обо всех жизненных явлениях исключительно с торговой точки зрения, причём не обязательно в соответствии с финансовыми критериями. Господство торгашеского смысла не означает автоматически господства денег, хотя последнее не является малозначимым. Современное торговое общество управляемо установкой на прибыль в ничуть не большей степени, чем всякое иное (социалистические государства, античные общества, Ancien Regime). Напротив, торговое общество выступает как общество, в котором торгашеские ценности проникли в неэкономические и немеркантильные структуры, постепенно разложив их. Такие типичные торгашеские критерии поведения и оценки проникли также и в немеркантильные хозяйственные области, как, к примеру, высокорентабельные инвестиции.

Такие ценности необходимы и сами по себе вовсе не сомнительны, если они соответствуют специфической торговой деятельности. Во всяком случае, они (т.е. экономический детерминизм, торговый талант) постепенно переняли три традиционных функции в рамках индоевропейских общественных форм: функцию воспроизводящую (хозяйство, воспроизводство населения, здоровье), военную (войско, оборона) и суверенитета (политика, право, религия). Торговое общество, однако, приводит к крайней дезориентации: люди здесь обладают всего лишь одной-единственной системой ценностей, которая, к тому же, не вписывается во всё многообразие форм общественной деятельности.

Переоценка торгашеского культурного шаблона падёт— с исторической точки зрения — вместе с вымиранием буржуазии (бюргерства). Обуржуазивание общественных и культурных ценностей, как следствие перенятия всех трёх вышеназванных функций торгашеским духом, имеет высокую плату: падение отдельных культур, физиологическое приручение народов (ср. Конрад Лоренц), демографическое падение в долгосрочной перспективе (ср. Раймонд Руйер), общий моральный кризис. Государства, обременённые социал-экономическими обязанностями и сопутствующим распределением, утеряли всякое политическое содержание.

В случае же, если основание государственности состоит в осуществлении исторической динамики и политического равновесия народа, то предлагается совершенно иная экономическая перспектива: экономика должна вернуться на своё естественное место и использоваться как подчинённая стратегия, обеспечивающая обществу "хорошее" управление его материальными богатствами, а не выступать в роли преимущественного средства всякого человеческого развития.

Органическая хозяйственная форма

В представляемой нами органической концепции экономика вновь занимает место отдельного звена в общей системе органического общества. В связи с этим встаёт вопрос о "выделившихся" из функции суверенитета ценностях экономики. Последняя функционирует в соответствии с собственными законами, т.е. законами меркантилизма: стремление к прибыли, к финансовой и производственной целесообразности. В соответствии с хозяйственной сферой экономика может быть капиталистической или плановой, профитной или беспрофитной, частной или национальной.

В принципе, органическая форма хозяйства является вдвойне революционной: во-первых, поскольку обусловливает постепенное сворачивание массового производства товаров индивидуального потребления в перспективе прекращения доместицирования человека через благосостояние (при этом без впадения в дефицит); во-вторых, в силу того, что она способствует появлению новой экономической элиты, но не "новых машин". Становление элиты в условиях торговой формы хозяйства затруднено: предприниматели, уполномоченные за обновление промышленного производства, не развивают необходимого человеческого "профиля"; объяснение этому в том, что Система хочет видеть в них, прежде всего, экономических руководителей, карьеристов и технократов.

Торгашеская система парадоксальным образом оставляет экономическую аристократию — творческих людей — в тени анонимного производственного аппарата. Она способствует скорее идее выживания любой ценой, чем духу предпринимательства. (Вместо основания новых предприятий необходимо страховать рабочие места, поддерживать банкротящиеся сектора, помогать "больным хромым курам"). Настаивающие на рентабельности левые и правые либералы фактически тормозят большие индустриальные проекты с далекоидущими экономическими перспективами (Конкорд, поезд на воздушной подушке и т. д.).

Тем самым торговый либерализм больше не заявляет себя как начало индустриальной силы и экономической эффективности; в особенности — с точки зрения долгосрочных перспектив, где он едва ли сможет выдержать требования конкурентоспособности развитых промышленных стран, — даже если не подвергать сомнению его краткосрочное экономическое влияние, к примеру — в деле оживления затухающих экономических секторов или в обеспечении изобилия товаров индивидуального потребления.

Догма бесконечного роста жизненного уровня, подчинив себе социальное тело, теперь уже блокирует все инициативы либерального государства-опекуна в деле преодоления актуального кризиса. Диктатура благосостояния, находящая своё экономическое выражение в политике заработной платы, превратилась в никем (правительством, работодателями или профсоюзами) не нарушаемое табу.

Критика макроэкономики

Вера в бесконечное повышение зарплаты в результате систематизирования макроэкономического анализа — венца всех либеральных экономических теорий — инспирирует целый ряд иных догм (теорию, согласно которой инфляция восходит к денежной массе; теорию замораживания роста цен посредством ограничения кредитов; теорию оживления через спрос; теорию пассивного торгового баланса).

Во времён Кейнса марксисты и неолибералы основывают всю свою политику на подобном макроэкономическом анализе: в соответствии с его абстрактным, и даже "редуктивным", характером здесь принимаются во внимание как важнейшие экономические факторы, так и хозяйственные сферы, что должно обеспечить точность данного анализа. Кроме того, макроэкономика использует такое понятие, как средний индивидуум: нормальный потребитель, среднее домашнее хозяйство, среднее предприятие, средний заработок и т.д. Такие итоговые величины на основе средних оценок, отсылающих к эгалитарным и демагогическим факторам, представляются неприменимыми в конкретных случаях.

Органическая форма хозяйства предпочитает микро- и макроэкономическим понятиям более продуктивные и одновременно реалистические понятия интра- и супраэкономических отношений. Первые охватывают типы торговых отношений, необходимых при всякой форме хозяйства: получение доходов, управление предприятиями или хозяйствами в их исключительных интересах. Вторые относятся к типу отношений, принимающих во внимание интересы всей системы, включая не-экономические (понятие чистой прибыли, surplus).

Представления об "интра- и супраэкономических отношениях" происходят из общей системной теории Берталанфи (Bertalanffy): доход (интраэкономическая реальность) есть не что иное, как звено в системе чистой прибыли (супраэкономическая реальность). С точки зрения органической хозяйственной формы, торговое общество управляется, в принципе, через интраэкономические отношения со стороны государства и фирм.

В органическом обществе, напротив, важнейшие хозяйствующие субъекты (банки, управления, большие фирмы) обретают супраэкономическую позицию, коль скоро — не теряя из виду собственных интересов — принимают к сведению коллективные, политические, экологические или культурные потребности.

Особого внимания заслуживает обстоятельство, согласно которому современный гиперэкономизм (продукт одной из завязанных на интраэкономику точек зрения), развивающийся параллельно с затруднениями либерального хозяйства, пытается сохранить продуктивность труда своих рабочих. Эти усилия могут, в конце концов, вызвать настоящую катастрофу. Современная "хозяйственная машинерия" опирается, практически, на постоянно растущую производительность как труда (прогресс в организации), так и капитала (техническое обновление и растущее изобретательство). Эти производственные факторы основываются, в сущности, на повышающемся качестве человеческого труда, зависящего, в свою очередь, от соответствующего психо-социологического окружения. Современное торговое общество, тем не менее, недооценивает этого психологического начала; два важнейших мировоззренческих представителя этого общества, социализм и либерализм, сами того не подозревая, закладывают под него, тем самым, мину замедленного действия.

Торговое общество ведёт к расщеплению государства

В обычном случае затраченный труд и доход должны находиться в строго пропорциональном взаимоотношении: в силу мелкобуржуазной идеологии свободного времени, безответственности наёмного работника, давления пенсионного возраста, распространения в силу рекламы и потребительского ража психологии ничего-не-делания понятия потребления, дохода и благосостояния всё менее воспринимаются в значении результата некоторой работы. Некогда основанные на изобретательности производственные достижения не смогут более удерживать того зла, имени которое никто не решается назвать: пристрастие к бездействию.

За "библейской" хозяйственной ментальностью ("Ты должен добывать свой хлеб в поте лица своего"), превращающей труд в "наказание", логически следует недоверие ко всякой форме труда вообще; обе установки, тем не менее, противоречат древнему прометеевому духу европейца. Вместо того, чтобы способствовать развитию экономики, основывающейся на началах индустриальной продуктивности, торговая форма общества воспроизводит экономику спекулятивного характера, лишающую решительных предпринимателей, и в первую очередь новаторов, инициативы. Ответственными за господство спекулятивной экономики являются, прежде всего, заботящиеся более о собственном балансе, чем о продуктивных инвестициях банки — как национализированные, так и иные, не желающие рисковать инвестированием в творческие силы в ситуации, когда государство защищает их (банки) своими учётными ставками.

Противоречие между общественным и частным хозяйством, уже существенно снятое наличием такого полуобщественного сектора, где государство ведёт себя подобно частному предпринимателю, — такое противоречие в данных обстоятельствах уже не имеет существенного значения. Ныне конфликты возникают даже между предприятиями с государственным участием, между управлениями или огосударствленными фирмами. Такое искусственное разделение между частным хозяйством и общественным сектором прикрывает, по сути, расщепление самого государства и соответствующий ущерб его хозяйственного единства.

Экономическое влияние бюрократии великолепно уживается с либеральной идеологией и вышеуказанным развитием торгового общества, а также с массовым потребительством; такой взгляд подтверждается наличием фирм, чьи уставы определяются политикой национализирования, но конкретное поведение диктуется всё той же торгашеской логикой частных предприятий. То же самое верно в отношении банков и других финансовых институтов.

В отношении частных групп государство предпочитает вести политику поддержки последних, аналогичную его отношению к огосударствленным хозяйственным субъектам: т.е. это тактика, скорее, краткосрочной финансово-патерналистской помощи взамен политики долгосрочного стимулирующего поддерживания.

В таких обстоятельствах основное препятствие к неторговой хозяйственной форме имеет место, парадоксальным образом, не в частной экономике, а на уровне бюрократического включения, а также в понимании государства как опекуна ("провиденциальное государство").

Органическая форма хозяйства отменяет неправую псевдоюридическую борьбу за огосударствление. Такая форма ни в коем случае не является — в противоположность другим учениям — догматической и допускает параллельное сосуществование общественного и частного секторов; при этом государство позволяет отдельным предпринимателям играть в национальных рамках и при благоприятной конъюнктуре серьёзную рыночную роль. В иных случаях государство, действуя в национальных интересах, проводит свою политику посредством не-экономических методов. Исключительно прагматическое органическое хозяйство, в интересах служения национальной политике, обращается ко всевозможным тактикам: прибыли, плану или самоуправлению, а также огосударствлению или рынку.

Экономический национализм

В сущности, органическая экономика предпочитает разделение не столько между общественным и частным секторами, сколько между секторами национального и хозяйственного интересов, которым могут отвечать также юридические уставы соответствующих предприятий. Величайшая неразбериха в торговом обществе царит, прежде всего, между предпринимателями: экономистская ментальность, будучи изначально явлением психологического характера, тем не менее воспринимает социальную неудовлетворённость в знаках чисто количественных требований. В основном последняя есть не что иное, как продукт известного этологического разочарования в отношении защищённости и по поводу меркантилизирования ежедневной жизни, что неадекватно выражается в требованиях по оплате труда и в количественные запросах. Современные теории о так называемом целевом обогащении в предпринимательстве — в преодоление негативных последствий разделения труда — обнаруживают себя в качестве одной из редких позитивных возможностей оказания сопротивления растущей отстранённости молодого поколения от труда.

Такие решения проблемы известного зла психо-социологической природы, к сожалению, ограниваются рамками производящего хозяйства. Всякое стремление к осуществлению ориентированной на отдельного предпринимателя "установки" (= новая идея-фикс современных марксистских и либеральных социологов) изначально обречено на неуспех и может закончиться только лишь экономическим тоталитаризмом: тем самым предприятие — прежде всего мультинациональное — стремится стать для своих работников эрзацем естественного и национального сообщества.

Силы, единственно способные действенно противостоять экономическому тоталитаризму торгашеского духа и его мировым претензиям, логически коренятся в экономическом национализме, а вовсе не в социалистическом интернационализме. Марксистский интернационал и миф о пролетариате никогда не не ставили под вопрос самих оснований торгового общества: противопоставление одного интернационализма другому остаётся в действительности иллюзорным. И лишь политическому, экономическому и культурному национализму под силу противостоять крепко взаимосвязанным посредством эгалитаризма торговой и марксистской системам.

В конечном итоге выясняется, что либерально-торговый интернационализм оказывается гораздо более опасным для культурной идентичности народов, чем отдельные марксистские Интернационалы. Марксизм в деле интернационализирования форм своего проявления, своих ценностей и интересов был менее успешен, чем либерализм; кроме того, ему так и не удалось утвердить себя в качестве анационального класса и факта экономической "необходимости".

Торгашеская логика удовольствуется краткосрочными импровизациями и вызывает примитивный, непосредственный и шкурный материализм, — при этом за счёт политических и исторических интересов подвластных ей народов.

Если жизненные потребности общества удовлетворены, то размывается экономическое представление о пользе. Производство продукции ежедневного потребления лишено всякой фантазии: здесь воспроизводятся, модернизируясь, одни и те же продукты, без всякого подлинного новаторства. Изобретательство и техническое знание, в результате страха перед риском, или не используются вовсе, или же применяются ложным образом: совершенно новому продукту предпочитается техническая игрушка. Искусственное, нагруженное псевдонаучными характеристиками новшество не приносит ничего нового, но лишь усиливает доместицирование общественности.

Наибольшую ответственность за это недоверие к истинным новшествам несёт философия маркетинга : ведь проблема стоит в том, чтобы продать как можно скорее и за наибольшую цену.

Клиент страшно желает "новинки"; в то же время он консервативен: в целях наименьшего риска производители массовой потребительской продукции не упускают случая скорее придать "новую кожу" старому продукту , чем попытаться ввести на рынок продукт новый, который может оказаться дорогим и в ряде обстоятельств — нереализуемым. "Технари продажи" знают, что сегодня быстрее продаётся "целевой" продукт или некая ловко исполненная техническая игрушка, чем объективное техническое качество.

Основания современного кризиса

Логика современной торговой системы может вызвать настоящий технический регресс. Список плохо или едва реализуемых, но при этом передовых технологий всё растёт: гидропневматический автомобиль, линейный электромотор, поезд на воздушной подушке, видеофон, колебательный мотор и т.д. Примат потребления обеспечивает современное сведение экономики к социальному и к распределению материального комфорта. В конце концов экономика утратит свою существенную новаторскую функцию.

Тем самым будет извращена вся социальная машинерия. В то время, как рабочие забастовки XIX века были вызваны ужасными условиями труда индустриального пролетариата, сегодняшние забастовки в большинстве случаев всё более вызываются психологическими и политическими установками; мы переживаем, так сказать, "декаданс инициативы", — как это часто пытается себе представить узколобое корпоративное мышление омещанившихся наёмных работников.

Экономические "элиты", со своей стороны, уклоняются от создания рабочих мест: финансовые кадры крупных банков и крупные предприниматели, приученные к той же бюрократии, что и высокие государственные служащие, боятся риска и новаций. В качестве ключа к торговой системе крупные банки стали использовать рестриктивные инвестиционные критерии, принимающие во внимание исключительно свои собственные финансовые интересы. Сегодня новатор имеет мало перспектив быть всерьёз поддержанным. В таком же положении оказываются основатели (новых) предприятий, — несмотря на смехотворную и ориентированную на "победителя конкурса" ограниченную ссуду, которую предоставляют некоторые банки с большой рекламной помпой.

Ориентированные более на прибыль, чем на национальную экономику экономические элиты не в состоянии справиться с элементарными проблемами: с кризисом в текстильной промышленности и судостроении, а также с общим ростом в Европе производственной стоимости, что происходит параллельно с внедрением на (международный) рынок продукции (стран бывшего) Восточного блока и Дальнего Востока.

В связи с этим не будет преувеличением предсказать об очередном "возвращении трудных времён" после периода тридцатилетнего процветания, — как это уже сделал Жан Фурасти (Jean Fourastie). Но кого это волнует? Кто разработает новую индустриальную стратегию? Кто подготовит народы к завершению механического, саморазумеющегося благосостояния?

В отличие от экономических теоретиков довоенного времени, занимавшихся кризисом 30-х годов, теоретикам наших дней уже известны причины появления депрессий, равно как и действенные средства противодействия последним. Но...они отказываются принимать во внимание экономическую политику, не соответствующую основным началам неолиберализма.

С точки зрения схематического рассмотрения, современный кризис обусловливается взаимодействием трёх обстоятельств: сокращением традиционных энергетических источников и соответствующим повышением их стоимости; массированным вторжением на производственный рынок слаборазвитых стран, чья продукция тем конкурентоспособнее, чем более удорожается европейское производство; и, наконец, медленным, но непреодолимым разрушением всё ещё основывающейся на долларе международной валютной системы.

Альтернативная программа в духе органической хозяйственной формы

Решение проблемы может предложить органическая форма хозяйства, которая должна быть применима во всём объединённом европейском экономическом пространстве, ибо сами размеры последнего делают возможным оптимальное взаимодействие между производством и потреблением. Ниже представляется возможным показать основные силовые линии (органической хозяйственной формы), не вдаваясь в технические подробности.

Экономическая политика, понимаемая как ответ на дестабилизацию мирового хозяйства, может иметь смысл лишь в течение ограниченного (среднесрочного) периода времени (от 10 до 15 лет); такая посылка несовместима с принципами неолиберальной политики , — не говоря уже о такой, что вообще ориентирована на тотальную свободу.

Три фактора угрозы (энергетический кризис, конкуренция со стороны развивающихся стран, крах мировой финансовой системы) делают невозможным решение проблемы на международном уровне, поскольку в рамках всё более очевидного кризиса они сами есть результат сверхмерного интернационализирования хозяйственных механизмов. Такие предпосылки несочетаемы с предпочитаемым либералами интернационалистским экономическим учением о свободной торговле. Ответ на проблему коренится в так называемых экономических пространствах — ключевом понятии органической хозяйственной формы.

На европейском уровне такая новая хозяйственная форма могла бы быть артикулирована посредством четырёх существенных структурных осуществлений:

— созданием полуавтвтаркических экономических пространств;

— выходом из международной валютной системы;

— среднесрочным планом по альтернативной энергетике;

— модификацией отношений между государством и предпринимателем.

Такая политика возможна при наличии элементарной политической воли и при отклонении различных детерминистских аргументов, считающих реализацию её невозможной: Европейское Сообщество есть индустриальная, технологическая и сельскохозяйственная сила высокого класса, и его внутренний рынок практически неисчерпаем. Полуавтаркия могла бы состоять во введении внешнеторговой политики по образцу американской (1900—1970), т.е. при доле внешнеторговой составляющей в общенациональном доходе на уровне ниже 5% ; сила европейского внутреннего рынка делает эту цель вполне достижимой. Недостаток природных ресурсов является препятствием вполне преодолимым, — к примеру, 10-летней интенсивной программой развития альтернативной энергетики (ядерная, солнечная или геотермическая энергия), выведения биоэнергетических растений, при крайне строгих мерах по экономии энергопотребления.

В таком случае было бы необходимо ограничить европейское хозяйственное пространство действенными таможенными барьерами — по образцу Соединённых Штатов и Японии, принуждающих своих торговых партнёров к правилам свободной торговли без собственного соблюдения таковых.

Только выход из международной валютной системы и всемирного валютного фонда, навязывающих Европе эксплуататорский доллар, может привести к восстановлению европейской валютной независимости. Это, в сочетании с энергетической независимостью, повлечёт за собой со стороны нефтеторгующих стран и США принятие соответствующих мер, среди которых главным оружием экономической войны является евродоллар.

Подобная хозяйственная стратегия вызывает ревизию в определении отношений между государством и предпринимателем в соответствии с критериями политической теории органического: прекращением разделения между государственным/частным; дисциплинарным и политическим поощрением в неприкасаемых и правомочных рамках юридически-политического пространства: т.е. плана.

Эта стратегия также предполагает, что известная доля внутринационального спроса на товары индивидуального потребления уступит своё место спросу на товары коллективного потребления и на национальные инвестиции. Тем самым мы определённо выйдем из системы потребительского хозяйства (разумеется, не превращаясь при этом в разновидность "общества нужды").

Наша критика по поводу индустриализирования или технической модернизации: Противопоставляющая себя торговому обществу органическая община не имеет ничего общего с экологами типа рвущегося в "застольное общество" Ивана Ильича. Техника, простые инструменты и культурные привычки нельзя осуждать просто потому, что техноморфная цивилизация несёт с собой известные опасности. Выдвинутая со стороны левого, а также экологического движения критика торгового общества придерживается библейского осуждения Вавилонской башни и проклятых денег: общество ухудшится, если оно разбогатеет и будет основываться на стремлении к власти. Оба данных критерия , однако, вовсе не определяют сути торгового общества. Последнее стремится не к власти, а к индивидуальному счастью ценой исторического бытия народов.

Сегодня перед индустриальными странами встаёт задача двойного характера: использовать великолепный технический и хозяйственный аппарат, которым они владеют, на иные цели, нежели массовое потребление; подчинить экономику Политическому, и оживить её средствами большого общественного Проекта.

Такая экономическая революция может осуществиться исключительно через революцию культурную, способствующую преодолению современного ментального отчуждения. Европеец, парализованный благосостоянием массовой цивилизации, позволяет медленно ослабевать связывающим его с предками узам. Эта тонкая связь требует укрепления. Конец торгового общества, символизируемого Америкой и поддерживаемого либеральной идеологией, есть необходимое условие для появления независимой Европы.

Источник: http://rossia3.ru/quotes/all/8327